Лето выдалось ветреным, тёплым
И гоняло над пашнями пыль.
Подарил мне костыль дядя Стёпа,
Настоящий военный костыль.
Господи, как время пробежало,
И какой прошёл я долгий путь!
Времени безжалостное жало
Мне с утра сегодня колет грудь.
Помню нашу ветхую избёнку,
Где качались тени в полумгле,
Где катал я младшую сестрёнку
На чужом горбатом костыле.
Мама поздно с поля приходила,
Раздевалась прямо у стола,
На залавок грустная садилась
И делила хлеб, что сберегла.
Сберегла под мокрою фуфайкой,
В пиджаке с отцовского плеча
В тряпочку завёрнутую пайку –
Дорогую четверть калача.
Долго-долго мы с сестрой жевали,
Мы умели хлеб тогда ценить,
Мы его по крошке отрывали
И боялись крошку уронить.
За окошком дождь осенний капал,
Заунывный ветер пел в ночи.
И шептал я тихо: «Папа, папа!»,
Рядом с мамой лёжа на печи.
Мой отец тогда погиб под Тверью,
Он в атаке яростной умолк.
А под утро перед нашей дверью
Выл тоскливо одинокий волк.
Шли невзгоды чёрной полосою,
Но жилось бездумно и легко.
Детство-детство, бедное, босое,
Как ты оказалось далеко!
Комом подступают к горлу слёзы
Да рукой горячей лоб измят:
Нет и мамы, только три берёзы
Над её могилкою шумят.
Многое ушло из жизни ныне,
Но к добру не стал я глух и слеп.
И всегда я помню, как святыню,
Сбережённый нашей мамой хлеб.