В больших дворах,
из одного в другой,
многоголовые и разношёрстные,
тянулись очереди за мукой –
томительные, медленные шествия.
«Убей, – в плакате было, – немца!»
Да, немца. Коротко и прямо.
Здесь ненависть имела место.
И ненависть имела право.
А ночью ветер выл по-волчьи
И по деревне волки рыскали.
Девчонка, немка из Поволжья,
Училась вместе с нами, русскими.
Она сидела и ходила,
И даже глаз не отводила.
Она глядела как хотела
И, видно, этим убедила.
Она с достоинством держалась
Спокойной строгости немецкой,
И даже маленькая шалость
Вдруг ощущалась неуместной.
Мы мало думали над этим
Особенным авторитетом:
В сорок втором и сорок третьем
Мы были во втором и третьем.
Я оценил её позднее,
Когда мальчишки, став подростками,
Заметили во мне еврея,
Учившегося с ними, с русскими.
Обида по щекам хлестала...
Но с детства в душу мне запало:
Какую косу заплетала!
Какою поступью ступала!