Такое площадь знала лишь однажды,
Однажды только видела земля:
Солдаты волокли знамена вражьи,
Чтоб бросить их к подножию Кремля.
(Пленные под Сталинградом)
Всё наземь, в снег: и ружья, и знамена.
Лишь только руки – к небу. От земли.
Я видел – за колонною колонна,–
Я видел, как тогда они брели.
Брели, окоченев и обессилев,
Пространство получив в конце концов.
Пурга, как возмущенный дух России,
Плевала им неистово в лицо!
Рвала на них платки и одеяла,
Гнала, свистя, с сугроба на сугроб,
Чтоб им, спесивым, «матка, яйки, сало!»
И «матка, млеко!» помнились по гроб!
Они брели, не в силах даже губы
Сомкнуть, чтобы взмолиться: «О, майн гот!»
А из снегов безмолвно, словно трубы
Спаленных хат, глядел на них народ…
О, как дрожалось им, о, как дрожалось
От тех недвижных взглядов: не укор
И не прощенье – поздно! – и не жалость
Они читали в них, а приговор
Всему, что было брошено на карту,
Доверено единственно ружью…
Ну что ж! Забыв о доле Бонапарта,
Они теперь изведали свою!