ГРУШЕВКА
Стирали на Грушевке бабы,
Подолы чуток подоткнув.
Водою осенней, озяблой,
Смывали с одёжки войну.
Автобус в пятьдесят четвёртом…
Слепец с тальянкой на ремне
Пропитым голосом нетвёрдым
Запел, гнусавя, о войне.
О том, как белизна и просинь
От взрыва сделались черны…
Никто в картуз монет не бросил –
Слепой был слеп и до войны.
И обмануть он был не в силах
Тех, кто на фронте землю грыз,
Тех, кто с войны всё ждали милых,
Хоть знали, что не дождались.
И рукавом прикрыв зевоту,
Сказала женщина одна:
«Послушай, парень, ты б работал,
А побирушке – грош цена…»
Слепой ссутулился. Неловко
Шагнул к дверям. Умолк. Раскис.
И перед самой остановкой
У парня плечи затряслись.
Чего стыдился, что он понял,
О чём страдал всего сильней –
О том, что пусто на ладони
Иль что ослеп не на войне?