оставлен гроб на глиняный бугор.
Последний миг пред вечностью разлуки.
Глаза и губы, словно нам в укор,
Навеки сжаты. И крест-накрест – руки.
Вспоминая дьявола и Бога,
Кое-как молитву бормоча,
Женщины ругали домового
И его пугались по ночам.
И нередко праздничными днями
Вдруг солдатки все наперебой
Говорили жаркими губами,
Как давил их ночью домовой.
Им постели обжигали спины,
Вспыхнет сердце – и сгорит дотла…
Оставляли вмятины в перинах
Плотные упругие тела.
Чем любить и миловать другого,
Говорить и думать: «Трын-трава», –
Видно, лучше верить в домового,
Затаив заветные слова.
Ночью память голосом ребёнка
Позовёт – и по спине мороз…
Буквы на шершавой похоронке
Расплылись и выцвели от слёз.