В кровавых рукопашных обескровлена,
В пылающих селеньях сожжена
Была она, как вся страна огромная,
Спрессованная сердцем тишина.
Шли треугольники по почте в дальний город,
Шли письма, но с чужими почерками,
И горе комом затыкало горло,
И, обессилев, падало на камни.
И тишина – одна минута павшим –
Вновь отрывала от земли – вперёд,
И где-то у Чернушек грудью Саши
Глушила раскалённый пулемёт.
Она была надеждой и подковою,
Она была блокадной коркой хлеба,
Молчаньем не родившихся Бетховенов
И Циолковских, не познавших неба.
Она стояла рядом с человеком,
Проверенная смертью и отчаяньем,
Она была по длительности веком
Из самых долгих, но минут молчания.