Я принял их из рук войны
за кровь врага, как ни суди.
Они (тут молодость вини)
легко лежали на груди.
Хриплым криком капитан кого-то,
Задыхаясь, крыл в слепом бреду:
Может, поднимал в атаку роту
У стволов глазастых на виду.
Бинт сорвав от боли нестерпимой,
Он покой палаты бранью тряс…
А я гладил волосы любимой,
Гладил так, как гладят в первый раз.
Раскаленным углем тлели раны,
Но у счастья в ласковом плену
Я молчал… За стенкой голос бранный
Мял и тряс ночную тишину.
Чем могли помочь мы капитану,
Если отступились доктора?
Знали мы: с такой тяжелой раной
Не протянет он и до утра…
Где-то мёдом наливался донник,
Ветер плыл, расправив два крыла,
А заря, присев на подоконник,
Золотые косы расплела…
Время – доктор. Затянулись раны.
Стали мы бывалыми людьми,
Но забыть не можем капитана,
Так и не узнавшего любви.