Самолёты над бором сосновым
Пронеслись,
Распоров небеса
До сверкающей снежной основы…
Встрепенитесь, честные сердца,
Содрогнись, земля джигитов смелых:
Сын-алтаец старого отца
Оставляет в доме престарелых.
Взор не затуманит ни на миг –
Дескать, слёзы не к лицу мужчинам!
Комнату, в которой жил старик,
Вымыл, вытер, окурил арчином*.
Радовался: «Будет наконец
У меня подобье кабинета!
Власть Советов защищал отец –
Пусть и кормят старого Советы!»
Слушай, время, прокрутись назад,
Хоть такого не было вовеки!
Раненым с войны пришёл солдат.
Свататься ли к девушкам калеке?
Но не жизнь на свете одному
Воину, до времени седому!
Думал-думал – и решил: «Возьму
Сироту-мальчишку из детдома».
И привёл в свой холостяцкий дом,
Гладил по вихрам рукой беспалой,
Думая: «Вдвоём не пропадём,
Вырастет – опорой будет малый!»
Ах, как приходилось нелегко
В ту послевоенную эпоху!
Но пока есть хлеб и молоко
Для парнишки – всё не так уж плохо.
Ну, а сам потерпит как-нибудь,
Вдоволь в жизни съевший горькой соли…
Вместе поутру пускались в путь:
Школьник-сын, отец – учитель в школе.
Год за годом – за горой гора,
Перевал вослед за перевалом.
Тот, кто был мышонком лишь вчера,
Длинноногим вымахал маралом.
Он – учёный, кандидат наук,
Он известен в областях Союза.
И почувствовал однажды вдруг:
Для него старик – одна обуза.
«Ты мне не отец, ты мне чужой», –
Благостная сброшена личина.
Разве человек с такой душой
Стал мужчиной? Это ли мужчина?
Это непосильно для ума,
Это и для сердца непонятно,
Это – будто на Алтай зима
За весной нагрянула обратно!
Но прекрасен край мой, как всегда,
И весна выдерживает сроки.
Пенится весенняя вода,
Серебрятся буйные потоки.
И стоят в сиреневом дыму
Наши горы, солнцем залитые.
Как понять, когда и почему
Очерствели души золотые?
Перевод И. Фонякова