У нас в Сибири – тыл.
Здесь не бомбят
И не стреляют,
На вырост гипсы заменяют...

Привал в пути у солнечной опушки,
Солдаты в крепкий сон погружены.
Затихли, захлебнулись где-то пушки,
Вокруг покой весенней тишины.

Я для врагов всегда найду
Слова, разящие, как пули,
А для друзей я славлю труд,
Чтоб словом добрым помянули.

Ты память мою не трогай…
Я берегом детства иду,
Припрятанной в сено острогой
Себе добываю еду.

И дорог, и троп извилины
По горам, по целине,
Друг, с тобою исходили мы,
Испытали на войне.

Я, в крепости Брестской бывая не раз,
О Вере Хорецкой слышал рассказ.
Когда приближалась лихая пора,
Она заявила: «Я – медсестра!

Был бойцом стрелковой роты
Наш земляк Иван Скворцов,
И среди своей пехоты –
Молодец из молодцов.

Три года сердце у меня болит,
По пенсионной книжке – инвалид;
Дух замирает, будто я над бездной,
А говорили: «Человек железный!»

Дело будто простое – улечься в кровать
И уснуть до утра беззаботно.
Нет, его эта ночь будет минами рвать
И окутывать жижей болотной.

А я родился – всем смертям назло –
В тот самый страшный первый год военный.
И хоть с рожденьем мне не повезло,
Я выжил, рос, пацан обыкновенный,

Если я не вернусь, дорогая,
Нежным письмам твоим не внемля,
Не подумай, что это – другая.
Это значит… сырая земля.

Длинными солдатскими ремнями
Пролегла на запад колея.
Воином предстала перед нами
Родина любимая моя.

Закат чадил. Атака захлебнулась.
Пехота под неистовым огнём
В сырой суглинок нехотя уткнулась,
Попятилась, прижатая свинцом.

Майор привез мальчишку на лафете.
Погибла мать. Сын не простился с ней.
За десять лет на том и этом свете
Ему зачтутся эти десять дней.

Вернуться в то время, когда ещё живы
Родители, бабушка. Горкою – сливы
С надтреснутой кожицей в центре стола.
Вернуться…