Блокадному, не иному,
Ржаному и не ржаному,
Хоть звали его – ржаной,
Землистому,
Упала бомба в мойку против дома,
Где Пушкин жил, где свой окончил путь.
Насколько бомба та была весома
И многотонна ли – не в этом суть.
Домов разбитых видел я немало,
Домов, прошитых бомбами насквозь,
Домов-калек в зияющих провалах,
Домов-слепцов, но мне не довелось
Еще встречаться с тем, что совершилось
В тот самый день, верней – в тот самый час…
Всю жизнь при жизни попадал в немилость
Поэт, так подло отнятый у нас.
Но в этот день и час угрозы смертной
Самою смертью был он пощажен.
Кто сам к живым любовью жил безмерной,
Был в этот миг как будто воскрешен.
Зловещей стали той слепая сила
Взрывной волной пошла наискосок,
Все этажи ударом поразила,
Всё покорежил шквал ее, что мог,
Все рамы, стекла – сплошь, до самой крыши, –
Всё огненная злоба обожгла,
И лишь один этаж поэта выжил:
Волна прошла, не тронув и стекла.
И он сиял своей бесстрашной силой,
Сиял, как вечной жизни торжество.
Казалось, смерть в бессилье отступила
Перед бессмертным именем его.