На подшипниках осипших инвалид пылил по рынку:
Чем слышнее лязг медалей, тем страшнее тишина…
У него купил я клёши да кепчонку-шестиклинку
Из облезшего до ниток беспородного сукна.
Как-нито мы все прорвемся на сырой песочек Стикса,
Соберемся на мальчишник, на последний перекур…
Всё у взводного сияет позолоченная фикса,
Всё хохмит нуриахметов, несусветный бедокур.
И пускай от перебежек – дней, недель, десятилетий –
На петлицах лейтенантских облупились кубари,
Но цигарочке солдатской, не века ль насквозь алеть ей
Под бессмертье соучастья: «Сядь ладком и покури!»
Средь мальчишек незабытых я беспамятно дурею,
Потому что не по чину признают за старшину,
Значит, зряшно я боялся, что ужасно постарею –
На родную батарею покурить не заверну.
А уже на переправе скрип несмазанных уключин,
У раздолбанных понтонов матерок и толкотня…
Я стою, давно прошедший, болью памяти измучен,
И осколки на излёте проникают сквозь меня.
Не убитый, но погибший для чужих и равнодушных,
С поколением родимым длюсь во днях земли родной –
Колоском средь всходов дружных,
Огоньком в потемках вьюжных,
Табачком в ночах недужных,
Вашей совестью больной.