Фуражку сжав, ступаю по асфальту.
Толпа густа. Но каждый – сам в себе.
Кто начертал мне на моей судьбе
Входить сейчас в ворота Бухенвальда…
Старшему брату – Константину Туркину,
павшему смертью храбрых в годы войны.
Могила его неизвестна.
Отмыты окровавленные даты,
И над войною совершился суд.
Останки Неизвестного солдата
По самой главной улице везут.
Стоят на кромках тротуара дети –
Солдат убитых внуки и сыны.
А он один – лежащий на лафете –
Сегодня возвращается с войны.
Не плачьте, люди, слёзы удержите.
Над гробом наклоняется вдова.
Не надо всем, но ей вы разрешите
Сказать ему неслышные слова.
Единственный – от всей военной рати,
От всех фронтов, полков и батарей,
Единственный – от всех отцов и братьев
Для всех сестёр, и жён, и матерей.
Не плачьте, люди. Слёзы удержите.
Склонись над ним, волос девичьих прядь.
Не надо всем, но ей вы разрешите
Его отцовским именем назвать.
Его – седого или молодого –
Одной семьей хоронит вся страна.
Ему навек стеной родного дома
Останется Кремлевская стена.
Не плачьте, люди, слезы удержите.
Идет к лафету старенькая мать.
Не надо всем, но ей вы разрешите
Его сыновним именем назвать.
Мы одного подняли с поля павших,
И, стоя над останками его,
Не всех сумеет вспомнить старый маршал…
Хочу, чтоб вспомнил брата моего.