Весенний гром, деревьев слышу шум я...

В Севастополе немцы.
А в тылу, в лазарете
Бредит моряк:
«Братишки!

На Перекопе пал мой старший брат,
Но я не знаю, где его могила:
Над ней листву акация склонила
Или огни дорожные горят?

Аджимушкайские мальчишки,
Десятилетние солдаты,
Как рано вы из детства вышли
И на учет войною взяты.

Тебе война в твоей дали слышна?
А может, вдоволь тишины и света?
А здесь разрежет тишину ракета,
И оборвется тишина.

Из-за гор, из-за тумана
Песня вольная плыла.
По дороге к Инкерману*
Песня ранена была.

Дымятся кровавые зори,
И трупы на каждом шагу.
Хотел бы я выплакать горе,
Да плакать уже не могу.

Профессора из института Герцена,
Вы были очень добрыми подчас.
Все отдавали: знания и сердце нам,
Но многому не научили нас.

Была земля покоя лишена
Четыре года в грохоте орудий.
И, может, на минуту лишь она,
Над всей землей такая тишина.

Все ваши жизни – вас было четыреста,
Еще не обстрелянных фронтом ребят, –
Вместились в коротком приказе: «Выстоять»,
В приказе и клятве: «Ни шагу назад!»

Синее, обыкновенное
Небо послевоенное.
Ни тыла, ни передовой,
Крыша над головой.

Газетчиком дивизионным
Я полземли исколесил.
Шел по дорогам обожженным,
Спал на снегу и грязь месил.

Прошли стихи дорогами огня…
Как амулет, что был нам свят и дорог.
Мы всю войну в карманах гимнастёрок
Несли стихотворенье «Жди меня».