Тимошечкин Михаил Фёдорович

Меня играют на экране,
Вот я ползу, вот я бегу.
А вот уже в атаке ранен
И распластался на снегу.

Рванулось сердце горячо –
И гулко, гулко застучало,
Едва почуяло плечо
Прикосновение металла.

А нам орденов не давали,
Знать, не за что было давать.
Мы просто в окопах лежали,
В каких нам велели лежать.

Когда потребуется справка,
Я дать её всегда готов:
Был отделенным – Бородавка
И слева по цепи – Петров.

Мёрзлая озимь лежит за траншеями.
Свищет над степью картечь.
Воины, воины с тонкими шеями,
Как же вам жизни сберечь?

Пехотный солдат,
Он всегда виноват –
За все поражения
И отступления,

Были это всё живые люди.
Отойти не пожелав назад,
В новеньких шинелях у орудий
Мужики побитые лежат.

До глубины потрясена,
Земля качается от боли.
Там, где заставила война,
Залёг солдат в открытом поле.

Был груб к старшинам, к паникерам – лют.
А медсестра над гробом обмирала.
Гремел в строю винтовочный салют –
Солдаты хоронили генерала.

Оттого ль, что была война,
По другим ли каким законам
Целовала меня старшина
В полевых медицинских погонах.

А я боялся на войне,
Чтоб сонным в плен не захватили
И чтоб случайно не убили
От взвода где-то в стороне.

Мне довелось в составе войска
Пройти румынские поля
И у советского посольства
Сменять охрану короля.

Всё тяжёлое – позади.
Всё весёлое – впереди.
Никому ничего не должны,
Улыбаемся, пацаны!

Стоит, не говоря ни слова,
Потупив мужественный взгляд,
Солдат из армии Чуйкова*,
Оборонявший Сталинград.

Упаду, изможденный,
На винтовку щекой.
Ах, как сладок законный,
Разрешенный покой!

Я опять во сне ходил в шинели,
В серой, перетянутой ремнем.
На плечах погоны зеленели
С полевым малиновым кантом.