Башня есть под Ленинградом,
А на башне – циферблат.
Разорвался с башней рядом
Неприятельский снаряд.

Не отгорит война.
Не отболит –
Хотя бы выцвели её знамёна,
Хотя б её последний инвалид...

В буре электрического света
Умирает юная Джульетта.
Праздничные ярусы и ложи
Голосок Офелии тревожит.

На волнах времени плывёт душа –
То в прошлое, то в будущее глянет.
Изрезанный морщинами судьбы,
Подснежными следами испещрённый...

Под сенью мглы и молний,
И трепета ракит,
Гремящий и безмолвный,
Наш полк идет и спит.

Маленькие человечки,
Загорелые, как грачи,
С утра пропадали на речке,
Бегали на бахчи.

Роса сверкала россыпью кристальной,
Когда из госпиталя вышел я.
Я шел домой, и запах госпитальный
Уже выветривался из меня.

Бомбили Рославль, Брянск взрывали.
Моя деревня не спала.
Над ней метались и кричали
Пернатых чёрные крыла.

На высоте он с танком был оставлен,
Чтоб поддержать атаку. Но огнем
Четыре дня был батальон придавлен
К земле. И мы не думали о нем.

Нам котелками нынче служат миски,
Мы обживаем этот мир земной,
И почему-то проживаем в Минске,
И осень хочет сделаться зимой.

После ручки с пером впервые
Здесь винтовку держит рука.
Вам, друзья мои тыловые,
Поручаю стихи пока.

Стирали на Грушевке бабы,
Подолы чуток подоткнув.
Водою осенней, озяблой,
Смывали с одёжки войну.

Январский день морозен, светел,
И площадь радостью полна,
Призывом к будущим столетьям
Гремят, как гром, колокола.

Мы по Ладоге ехали ночь напролёт.
Справа лопался лёд, слева рушился лёд,
Помню вспышку и свист, помню снега ожог,
Чью-то руку и голос: «Не бойся, дружок».

Крест-накрест белые полоски
На окнах съежившихся хат.
Родные тонкие березки
Тревожно смотрят на закат.