Дракохруст Александр Абрамович

Во взводе были парни из Казани,
И старый молдаванин, и еврей…
Но лейтенант басил: «Вперед, славяне!» –
И все мы дружно лезли из траншей.

Я признан был писателем во взводе
И радовался, помню, от души,
Когда шептали: «До слезы доводит…»
И приносили письма: «Отпиши!»

Он падал из дымящегося зноя,
Стремительно теряя высоту:
Он весело охотился за мною,
Из всех стволов дырявя пустоту.

Мы чуть не сутки без просыпу
В траншее спали у Днепра…
А немец сыпал, немец сыпал,
Воронки рыл у переправ.

А днем свершилось. На оконной раме
Напротив львов поверженных сидел телефонист.
Он крикнул: «Бра-атцы! Знамя!..» –
И пошатнулся, и свалился вниз.

Крестил комбат с отчаянным надсадом
И в мать и в бога наш залегший взвод.
Хватал за плечи – мол, вперед, ребята!
Просил: «Вперед!.. Иначе – перебьет…»

Нет, война ничего не списала,
Ничего не простила война.
Не забыты концы и начала,
Не забыты беда и вина.

Кто б мог подумать, что дотопаю?
Кто б мог поверить – доживу?
Не подорвусь перед окопами,
не рухну в красную траву,

Остервененье ближнего боя,
Рукопашная вразнотык –
Белый глаз, сопля над губою
и проколотый в горле крик…

Он лежал с разорванным животом
в серой, как шинелька, пыли
и хрипел обугленным ртом:
«При-стре-ли…»

… А разрывы то громче, то глуше,
и воронки вокруг меня.
Но в спасительной волокуше
жизнь не вытащит из-под огня.