Окрасил дым волнистые туманы,
Ночное небо стало розовей.
В такую ночь собрались партизаны
И дали клятву Родине своей:

Июнь, берущий в оборот.
Благословение на фронт:
– Какая ни случись беда –
Ты только с Богом будь всегда.

Снова волнуется сердце…
Утро далёкого дня.
Друг мой из давнего детства,
Генка окликнул меня.

Надел шинель, винтовку взял –
Ну чем не воин? Но куда там!
Я стал мечтать, но я не стал,
Не стал тогда еще солдатом.

А знамя помнит всё до мелочей
И землю ту, что названа ничьей.
А та земля – ничейная, ничья,
На ней дыханье свежее ручья.

Они мгновенны были, встречи,
На той губительной войне.
С земли сметало все картечью,
Был холм в дыму и лес в огне.

Сколько помню – мама в поле
От темна и до темна.
Наигравшись за день вволю,
Ждать садился у окна.

Дядя Федя – фронтовик.
Крепок, я не скрою.
Он красив. Собой велик,
Хоть с одной рукою.

…Опять, озябнув у калитки,
Стоишь ты в шали продувной,
Как будто ждёшь ещё открытки
Со штампом почты полевой…

Не шёл я в атаку в цепочке бойцов,
«Ура» не кричал я, и не был я ранен.
Я знаю войну через память отцов,
По взрывам на киноэкране.

Ни наших лиц, ни наших комнат…
Но пусть одно они запомнят:
Вокруг московского Кремля
Вращалась в эти дни Земля.

Мне восемнадцать было под москвой…
Сухих ветвей обугленные плети
Болтались на ветру. И всё на свете,
Казалось, брошено вниз головой.

Полуостров Средний,
Безголовые каски
И нескончаемый ветер
Во все времена.

Ты дала мне первое дыханье,
Первый трепет, первый сердца стук.
И любовь, и всё свое вниманье,
И тепло, и нежность умных рук.

И капитан воскликнул: «Вот Рейхстаг!»
И я увидел битый камень, щебень,
Куски колонн, проломы в ста местах
И купола раздавленного гребень.