Молодость была окопной:
Все за казенный счет.
«Шо-курат!» – выкрикивал ротный,
что по-эстонски – «черт».

Фронтовик сутуловатый
Смотрит в фото на стене:
Вот таким я был когда-то,
Восемнадцать было мне!

Автобус шёл несмело, как слепой.
И вдруг остановился. Тихо стало.
Лишь слышно было, как по мостовой
Капель неугомонная стучала.

Как я забуду о войне,
Когда она сидит во мне?
Друзья, которых я зарыл,
Навек в меня вошли,

Как ты живешь, мой мальчик золотой?
Мы так давно не виделись с тобой!
Прочти мое письмо, и ты узнаешь
О нашей трудной жизни фронтовой.

Уже он в травах, по-степному колких,
уже над ними трудятся шмели,
уже его остывшие осколки
по всей земле туристы развезли.

Галки, галки, как при Годунове,
Сыплются с высоких куполов,
Галки, точно сгустки черной крови,
Точно буквы непрочтенных слов.

Поклонился деревне
Победитель Берлина.
Небо, крыши, деревья
Приветствуют сына.

В Аллаха верил, почитал пророка,
Старался жить, как поучал Коран,
И соблюдал посты от срока к сроку
Мой дед трудолюбивый Рамазан.

Дивизии вступали в Сталинград.
Глубоким снегом город был завален.
Пустыней веяло от каменных громад,
От пепелищ и каменных развалин.

Камни выли, злые от веселья.
Дядька сыпал: «Жив курилка, жив».
Словно бык на выгоне весеннем,
Пар ревел, потёмки оглушив.

Уходим в ночь, еще не зная,
Что, может, завтра поутру,
Снег потемневший приминая,
Не все вернемся мы к костру.

Не верещит – замёрз сверчок,
До тёплых дней не отзовётся.
Наверно, поломал смычок,
А вот починит – и вернётся?

Отбить у немцев маленький квартал –
Таков приказ. Он ясен был и краток.
Но легче было б перегрызть металл,
Чем сделать под огнём шагов десяток.

Мы – земля, мы – трава, мы – глаза незабудок и льна,
В чистом поле берёзы над нами, как сёстры, нагнулись...
На суровую практику нас посылала война,
Мы с войны до сих пор не вернулись.