«В ПЕРВЫХ ПЯТИ ТОМАХ «ОТЦОВ» — БОЛЕЕ ТЫСЯЧИ ПОЭТОВ, РОДИВШИХСЯ ДО 1927 ГОДА»

– Борис, хорошо помню твой проект – антология современной литературы России «Наше время», посвященный творчеству писателей, родившихся в 60-е годы XX века. Он перевернул литературную ситуацию в стране, показав, что прекрасные таланты живут рядом с нами, активно творят, руководят крупными журналами и газетами, отделениями союзами писателей, хотя многие и оказались к тому времени в сложной жизненной ситуации, но не творческой.  А сейчас ты приехал в Казань с новой, уже начавшей воплощаться идеей, ты замахнулся на, казалось бы, необъятное – поэзию о Великой Отечественной войне.

– Я рад, что Казань – один из первых городов, где прошла презентация антологии «Война и Мир». Выход первых томов антологии «Наше время» – одна из причин моего участия в новом проекте. Автор идеи поэтического собрания «Войны и Мира» – поэт Дмитрий Мизгулин, президент петербургского литературного фонда «Дорога Жизни». Мы с ним в последние годы СССР учились в Литературном институте, а спустя двадцать лет дали жизнь антологии современной литературы России «Наше время».

Именно он предложил собрать в одной антологии авторов всех поколений XX века: Отцами, Детьми и Внуками. Как ты понимаешь, именно «внуки» и были объектом исследования в «Нашем времени»Объем «Войны и Мира» оказался действительно огромным. Для работы с авторами по Дальнему Востоку и Сибири мы привлекли Юрия Перминова – омского поэта и опытного составителя антологий.

Так на предварительном этапе подготовки нас и стало трое. Поэтому на форзаце каждого тома есть обращение к читателям от имени трех поэтов – задумавших антологию, работавших над ее составлением и воплотивших в жизнь идею, витавшую несколько десятилетий в умах фронтовиков.

Так что особенность антологии «Война и Мир» в объединяющем поэтическом мотиве сквозь время и сквозь судьбы нескольких поколений.

– Уточни – кто же авторы первых пяти изданных томов?

– В первых пяти томах «отцов» – более тысячи поэтов, родившихся до 1927 года, а это в основном – послужившие-повоевавшие в действующей армии и потрудившиеся в тылу люди.

…Принцип был один и тот же – тема Великой Отечественной войны должна быть в их стихах. Проблема составления – в малой доступности материала. За постсоветские десятилетия многое утеряно. Но появились краеведы, открывающие музейные экспозиции в школах и институтах, размещают в интернете цифровые книги, остались и наследники – все они охотно помогали нам в работе. Особенно приятно отметить теплое отношение к проекту семей поэтов Антокольского, Дудина, Исаковского, Межирова, Рыленкова, Твардовского, Шестинского.

Помогали и библиотеки Башкортостана, Коми, Якутии, Удмуртии, краснодарцы и сахалинцы, крымчаки, нижегородцы, воронежцы, екатеринбуржцы, омичи, краснодарцы… всю страну и не перечислишь.

«В СЛУЧАЕ С ТАТАРСКИМИ ПОЭТАМИ ПЕРЕД НАМИ В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ ВСТАЛА ПРОБЛЕМА ПЕРЕВОДА»

– Татарские писатели принимали самое деятельное участие в Великой Отечественной. Недавний юбилей еще раз напомнил их имена казанцам, когда колонны с их портретами украсили город. Их было много – на Великую Отечественную войну ушли 124 писателя Татарстана. Из них 34 погибли. Все ли авторы включены в антологию?

– Во имя светлой памяти о них и об их святом деле защиты Родины перечислим их имена. В 1941 году погиб поэт Аитзак Аитов, Суляйман Мулеков и Макс Гатау, в 1942-м – Ахтям Аминев, Касим Вахит, Мифтах Вадут, Хабра Рахман, в 1943-м – Мухаммат Ахматгалиев, Мансур Гаяз, Агзам Камал, Рахим Саттар, Демьян Фатхи, нет сведений о творчестве Исмагиля Шафиева, а в 1944-м – Исхак Закиров и в Дахау Муджай (Музагит) Хайретдин (Хайрутдинов), в 1946 году от последствий плена, не оставив новых стихов, умер Шамиль Гарай.

А об авторах «Войны и Мира» скажу так: все, чьи стихи удалось обнаружить на русском языке… Именно – обнаружить, по крупицам наскрести, разыскать в диссертациях и статьях к юбилейным датам… В случае с татарскими поэтами перед нами в очередной раз встала проблема перевода, стихи большинства авторов так и остались напечатанными лишь на татарском языке. И даже старания многих русских поэтов и вашего уважаемого мастера Рустема Кутуя почти не решили эту задачу.

Приятно было узнать мне, что несколько лет назад в Литературном институте начал работать семинар переводчиков с татарского. Но их помощь еще впереди…

Поэтому в числе авторов первых томов вы встретите Абдуллу Алиша, Салиха Баттала, Анвара (Энвара) Давыдова, Мусу Джалиля, Ахмата Ерикея, Фатиха Карима, Сайфи Кудаша, Аделя Кутуя, Наджар Наджми, Заки Нури, Рахима Саттара, Сибгата Хакима. Это 12 авторов. Их должно быть больше, но…

Стихи многих авторов не переведены на русский язык до сих пор. А так как основной объем текстов собирал один человек – я, то руки, так сказать, дошли не до всех, да и татарского языка я не знаю. Здесь мне нужна помощь.

– Ты много времени провел в Национальной библиотеке Татарстана. Искал непереведенные тексты поэтов-фронтовиков. Что нашел? В чем, по-твоему, причина отсутствия переводов многих стихов, спустя почти 70 лет со дня их написания?

 Я благодарен вашему проекту, предоставившему возможность посетить Казань, провести презентацию антологии «Война и Мир» в Доме-музее Аксенова, подарить ее Национальной библиотеке, в которой удалось продуктивно поработать. Например, я нашел две непереведенные на русский язык поэмы о Зое Космодемьянской, написанные и изданные в Казани еще в годы войны, то есть это поистине уникальные раритеты. К сожалению, на татарском языке не нашел книги Нури Арсланова «Зоя» 1942 года издания, но в единственном экземпляре есть книга Хужи Гали «Зоя Космодемьянская» 1943 года. Эта книга готовится мною к переводу. Надеюсь на твою помощь.

Причина отсутствия интереса вовсе не в художественных достоинствах или отсутствии оных. Да и как могли оценить их не знающие татарского переводчики? Скорее всего, равнодушие проявили сами татарские коллеги. К слову, напомним, что почти все татарские писатели были на фронте. А вот в послевоенное время, видимо, возникли некие кланы, выдвигающие одних и замалчивающие других. Нечто похожее было и в других национальных литературах, я сталкивался с этими случаями в республиках Коми и Якутии.

– Первый президент Татарстана – Минтимер Шаймиев – земляк известного поэта-фронтовика Нура Баяна. Как обстоят дела с переводами его произведений?

– У Нура Баяна есть несколько книг на русском языке. Но обширный весь массив фронтовой поэзии и книга «Три сокола» так и недоступны русскоязычному читателю. В антологии татарской поэзии, изданной в далеком 1957 году, всего три стихотворения. Ее я смог найти только в вашей Национальной библиотеке, поэтому произведений этого автора пока нет в антологии.

Я готовлю дополнительный том. В него обязательно войдут стихи Баяна и еще несколько десятков поэтов, конечно, в случае помощи переводчиков Татарстана.

– Так если их несколько десятков, да к тому же у каждого не только стихи, но и поэмы, то может получиться отдельная книга?

– Совершенно верно. И книга - памятник татарским поэтам-победителям. Верю, что найдутся спонсоры, которые помогут нам в задуманном деле. У меня есть такой опыт. В Республике Коми мы перевели на русский язык и издали книгу замечательного коми-поэта Алексея Лужикова, а в Якутии мне посчастливилось перевести книгу писателя-классика Тимофея Егоровича Сметанина. А все начиналось именно так – с поиска текстов, переводческой работы и надежды, что добрые дела никогда не останутся без поддержки.

«НЕ ПОПАДИ ЕГО СТИХИ К СИМОНОВУ…»

– У каждой небольшой нации есть одна литературная величина, из которой делают литературный символ, можно сказать, культ, которому поклоняются, приносят подношения все последующие поколения – от мала до велика. У поляков это Адам Мицкевич, у венгров – Шандор Петефи, у румын – Михай Эменеску. Есть даже теория, чем великие литературы отличаются от повторяющих их путь. В великих целый сонм первооткрывателей, все равнозначны и важны. А в догоняющих литературах появляется один поэт, который через себя пропускает весь мировой литературный опыт, стараясь соединить его с национальной традицией. Например, Пушкин преломил через себя и Шекспира, и Байрона, и Петрарку. Так получилось, что у татар место «наше все» занимает Тукай. Не считаешь ли ты, что это место вполне мог занимать человек-судьба Джалиль?

– Мне удалось попасть на ежегодный мемориальный праздник – день гибели Джалиля, проводимый в музее-квартире поэта, на Кремлевской площади и у памятника всей группе. Я увидел, насколько его имя значимо для Татарстана. И тут, конечно, сравнивать двух писателей, живших в разные эпохи, внесших различный по значению вклад в родную литературу, мне кажется некорректным. И тому и другому по-своему повезло, их талант оказался востребованным, а сами они и родились, и даже умерли как нельзя вовремя. Пусть не сочтут эти слова кощунством. Миром правит Господь, а значит, надо быть благодарным ему за чудо – дарованную судьбу.

Что было бы, если бы его стихи не удалось вынести из застенков? У многих поэтов, погибших на фронте, рукописи оказались утеряны. А тут застенки… Не попади его стихи к Симонову, удивительно открытому к коллегам, особенно фронтовикам, может, и не взялись бы за перевод лучшие силы СССР.

А с другой стороны, но это уже мое личное мнение, человека, посвятившего последние годы антологии «Война и Мир», вполне могло так случиться, что появись переводы стихов Джалиля сразу же после Победы, они легко бы затерялись в огромном поэтическом потоке того периода.

– В этом разрезе, что, по-твоему, важнее – талант или судьба?

– У писателя должен быть не только творческий талант, но и дар чувствовать дыхание судьбы. Вспомните, как гениально сберегал себя Борис Пастернак. Сберегал всего лишь волшебством слова, ощущая гибельность времени, назвав книгу «Охранная грамота». Это наглядный пример «слухача», как бы сказал Велимир Хлебников, у дома которого мы с тобой побывали в первый же день моего приезда в Казань. Словно поздоровались с председателем Земного шара.

Я гулял каждый день по холмам Казани. «Повидался» не только с Пушкиным и Горьким, но и с Державиным, чей дерзкий по оформлению памятник восстановлен, с Боратынским и Лобачевским в университетском скверике, собрал желуди под дубом Мусы Джалиля с надеждой, что он пустит корни у моего дома. Ни в одном городе я не видел столько улиц писателей. А конструктивистской архитектуры писательский дом возле черного пруда вызвал странное ощущение дежавю. Словно я уже жил в нем много десятилетий назад и соседствовал с Кави Наджми и многими другими, теперь уже классиками татарской литературы.

– А чья судьба тебе показалась наиболее интересной?

– Разделять судьбы поэта и его произведений мне видится неправильным. У вас так много ярких имен, что перечислять кого-то, забывая других, уверен, будет ошибкой. Но кто-то оказался мне в данный момент ближе по какому-то стечению обстоятельств. Потому хочу опереться именно на судьбы книг военной поры, особенно сказать про так и не дошедшие до русскоязычного читателя. Сегодня обратим внимание на одну из них.

Гали Хужи (Гали Хузеевич Хузеев, 1912–1966) написал и «Татиздат» издал в 1943 году поэму «Зоя Космодемьянская». Шестьдесят лет книга лежала в домашней библиотеке, пока внучка-школьница не сделала свой собственный перевод части поэмы, которая, конечно, достойна вовсе не ученического пера. Сегодня есть один экземпляр этой книги в национальной библиотеке Татарстана. И это дарит надежду на продолжение жизни в современной литературе.

А ведь стихи Гали Хужи переводили известные русские поэты Лев Ошанин, Марк Лиснянский и Леонид Топчий, непростой судьбы автор, живший в послевоенные годы в Казани. Эти имена говорят о высоком уровне его поэтического мастерства. Военная тема навсегда стала ведущей в творчестве Хужи. А как он помнил и любил своих татарских собратьев-поэтов, видно по произведениям, именно он написал о Фатыхе Кариме поэму «Гражданин, поэт, солдат», а о подвиге Джалиля, с которым был знаком еще с предвоенной поры, поэму «Наш Муса».

Этот человек работал во всех молодежных газетах Казани, воспитывая новые послевоенные поколения. Мы обязательно переведем на русский язык его поэму, естественно, получив достойный подстрочник с твой помощью или при поддержке наследников. Было бы прекрасно, если бы тебе удалось опубликовать небольшой отрывок из книги на татарском языке. Это было бы существенным вкладом, этаким нашим с тобой рукопожатием с собственными предшественниками сквозь время.

«ДО СЕРЕДИНЫ ПРОШЛОГО ВЕКА ТАТАРСКАЯ ПОЭЗИЯ БЫЛА ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО МУЖСКОЙ»

– В чем, по-твоему, особенность татарской поэзии?

– На полную картину не претендую, но вот что бросается в глаза сразу. Во-первых, до середины прошлого века татарская поэзия была исключительно мужской, что несколько тормозило развитие своеобразия внутри жанров. Даже на примере поэзии военных лет легко заметить, как важны женские голоса с их необычных для мужчин-воинов взглядом на войну. Очень долгое время женская поэзия Татарстана была русскоязычной.

Во-вторых, она оставалась по большей части «не городской». Именно поэтому превалировала песенность в поэзии. Городские авторы активно появляются в послевоенное время, тогда же женские голоса заявляют о себе все чаще и активнее. Итогом станет судьбоносное для русской литературы появление Беллы Ахмадулиной.

В третьих, огромное влияние на развитие татарской поэзии оказала Великая Отечественная война, принудительным образом увеличившая контакты между татарскими писателями и авторами других национальностей. А присутствие огромной колонии эвакуированных писателей, позволило еще и заметно увеличить количество переведенных на русский язык текстов.

И четвертое, но это относится почти ко всем национальным литературам: в Татарстане слишком рьяно в последние десятилетия акцентируют внимание на своеобычности, национальной неповторимости литературы на татарском языке. Забывая, что вся эта яркость и оригинальность остается внутри республики из-за отсутствия планомерной работы по переводу произведений современных писателей и классиков на русский язык.

А еще важно помнить, что в Казани родились поэты Николай Заболоцкий, Елена Вечтомова.

– И все же, какие стихи оказались непохожими по тематике на творения авторов других народов СССР?

– В первую очередь несущие в себе колорит татарской земли, ее природных особенностей, обычаев и традиций. Следует упомянуть традиционные темы: разговоры с солнцем, луной, землей и различными животными, особенно птицами. Много стихов посвящено растениям, напоминающим о родной стороне.

А еще – это чуть ли не национальная особенность, а точнее сказать, песенная народная традиция – обращаться в стихах не только к матерям и женам, но и к детям. Такие стихи мы найдем почти у всех татарских авторов, незабываемо обращение Абдулы Алиша к сыновьям и Мусы Джалиля к дочке. А вот пример всенародной темы. В самом начале второго тома есть стихотворение «Война и мир» Энвера Давыдова (1919–1968):

Четыре года – грохот канонады,

Металла лязг, сверлящий вой снарядов.

Четыре года все гудело, выло.

Вдруг тишина густая оглушила.

Проснулся и ушам своим не верю!

А мама-хлопотунья там, за дверью,

Печет блины – он, добрый отзвук детства,

Мне тоненько стучится прямо в сердце.

И в нем одном, негромком, столько силы,

Что и война пред этим отступила!

1945–1964

(Печатается в сокращении, перевод О. Балакиной)

«ДЛЯ МЕНЯ АНТОЛОГИЯ — МОЙ ПОКЛОН РОДИТЕЛЯМ, ФРОНТОВИКУ-ПАПЕ И МАМЕ, РАБОТНИЦЕ ТЫЛА»

– В одном из музеев я услышал историю о том, что на одном из полустанков, кажется, это было Юдино или Васильево, встретились два эшелона: первый следовал с эвакуированными из Москвы писателями, а навстречу  – писатели Татарстана на фронт. Пастернак, Леонов, Фадеев и многие другие оказались в Чистополе, а Муса Джалиль, Фатих Карим, Сибгат Хаким… Не могу до сих пор понять, как такое могло случиться? Ведь война выкосила половину молодых талантов…

– В твоих словах, да и в самом этом рассказе чувствуется некоторое презрение к одним и некое восхваление поступка других. Неправильно столь безапелляционно обвинять эвакуированных. Татарская литература была очень молода в тот период, председателю союза писателей Мусе Джалилю всего 35 лет! И он не был призван, а ушел добровольцем, как и многие другие его земляки. А из Москвы эвакуировали писателей непризывного возраста, к тому же в тот период, когда ополчение еще не формировалось, то есть в августе. Многие из не уехавших и не призванных москвичей позже погибнут на полях Подмосковья, защищая столицу.

А ровесники татарской творческой интеллигенции была на фронте, тут наша антология убедит любого сомневающегося. Русские и евреи, украинцы и белорусы, узбеки, якуты и башкиры активно боролись с врагом. А если мало свидетельства сквозь время страниц антологии «Война и Мир», посмотри на мраморную доску со списком погибших студентов Литературного института имени Горького, МГУ имени Ломоносова… и других вузов с филологическими факультетами европейской части страны…

– Наступают темные времена, когда великую войну, великую победу, да и все достижения советской власти и советского народа, новые хозяева жизни (читай – заводов-пароходов) пытаются либо очернить, либо нивелировать, либо и вовсе «запрятать под сукно». То тут, то там всплывают статьи про «трагедию» Власова или «подвиги» атамана Шкуро, которые принял сторону нацистской Германии. Зачастую за подобными статьями стоят «белые патриоты» и те, кто называет себя «настоящими националистами». Эти люди люто ненавидят СССР и все советское. Схожие процессы происходили на Украине, что привело к возвеличиванию Бандеры и Шухевича и в конечном итоге к кровавому противостоянию народов. Мне, как человеку левых взглядов, этот «пещерный национализм», эти процессы десоветизации в России кажутся крайне опасными и неприемлемыми.

– Все это старое заболевание интеллигенции. Которое не пережито, потому что до сих пор финансово подпитывается с Запада. Александр Зиновьев, очень вредная для СССР личность, однажды сказал: «Метили в коммунизм, а попали в Россию!» Вот эта фраза и должна останавливать всех любителей «белого» и «красного» от идеализации. История – не романтическая поэма, а трагифарс, к сожалению. И толкать необдуманными действиями по искажению родовой памяти народов огромной страны – дело греховное и подлое. Если бы нацисты в Германии потрудились почитать стихи своих узников, то они разочаровались бы в эфемерных планах создания отдельных войсковых боеспособных частей из пленных татар.

Тут стоит вспомнить очень важное, характерное для мировосприятия эпохи и татарской национальной идентификации стихотворение Салиха Баттала:

СПИСКИ

Появляются чаще и чаще

Списки тех, кто в боях награжден,

Списки милых, но разно звучащих

И по-разному близких имен.

Средь Иванов, Василиев, Ладо

То Шамиль промелькнет, то Джаудет.

Есть для сердца большая услада –

Видеть их на страницах газет.

Мол, татарин! Но край наш обширен.

Где подобного имени нет?

Может быть Шамилем и башкирин,

Средь узбеков найдется Джаудет!

Но, по правде сказать, беспокойства

Я не чувствую: знаю, что нас

Навсегда породнило геройство

В этот грозный для Родины час.

А у Аделя Кутуя есть такие строки: «Я русскую столицу берегу, чтобы жила татарская столица…» («Утренние думы», 1942, перевод С. Липкина).

Думаю, что этих примеров вполне достаточно для развенчания любых домыслов, порочащих память наших предков. Просто надо больше читать первоисточники, книги той поры, мемуары, переписку и дневники. Это чтение во все века было полезно человечеству, а теперь, когда мы больше обращаем внимание на новостную строку, тем более.

– Мы с тобой все время возвращаемся к теме Великой Отечественной войны. Неужели до сих пор она настолько важна для истории русской литературы, что ты посвящаешь сбору антологии и встречам с читателями на презентациях столь много своего времени? Жизнь коротка… А писательская – тем более. Не жалеешь, что меньше времени удается уделять собственному творчеству?

– Это то же самое, как пожалеть о рождении моих многочисленных детей. Тема Великой Отечественной важна будет всегда, даже если Россия окажется в состоянии разоренного варварами Рима. Об этой победе будут слагать легенды и предания и народные песни, как это было в незапамятные времена.

К тому же для меня антология – мой поклон родителям, фронтовику-папе и маме, работнице тыла. Дедушке, награжденному высшей наградой СССР, Орденом Ленина, за работу на Волжском пароме в годы войны. Видел бы ты его домик, в котором выросли шестеро детей, сейчас гараж делают больше. А в этом домишке на Бору под городом Горьким орденоносец и умер в преклонном возрасте.

Мы говорим с тобой про Судьбу… Я не сразу понял, что это ее посыл, когда мне предложили заняться «Войной и Миром». Но когда понял, то никакие трудности не смогли меня остановить. А помехой становились и финансовые проблемы, и жизненная трагедия, и здоровье. Непросто и другое: пропустить через свою поэтически чувствительную организацию судьбы тысячи поэтов.

«КАЗАНЬ — ЭТО СЧАСТЛИВЫЙ ВЫБОР»

– Не только поэтов с их судьбами, но и сотни мест, в которых они родились и где погибли. Ты объехал почти всю Россию. Какой ты увидел Казань?

– Да, я, можно сказать, творческий путешественник. С антологией современной литературы России «Наше время» удалось посетить несколько десятков городов. А вот в Казань я впервые попал в детстве, путешествуя мальчишкой с родителями на теплоходах по Волге в Астрахань, а это в советские годы случалось довольно часто. В студенчестве, проходя плавпрактику Горьковского политехнического института на судах Волжского пароходства. И надо признаться, что те встречи с Казанью не запали мне в душу. Видимо, за эти годы город изменился…

Я давно с таким удовольствием и положительным зарядом не бродил каждый день по нескольку часов по незнакомому городу.

А гулять по Казани совсем непросто, она холмиста. Но это ее только украшает. Буквально на второй-третий день нашей крепнущей дружбы с казанскими улицами, переулочками, парками, скверами, озерками и реками я почувствовал некую похожесть Казани на Париж, каким мне удалось его в свое время увидеть. Еще раз отмечу, что обилие улиц с именами писателей просто завораживает. Ощущение, что каждый из них смотрит на тебя не только с памятной доски на домах, а из окошечка или провожает взглядом из-за столика кафе. Достоевский, Чернышевский, Островский, Джалиль, Кави, Камал, Тукай… всех спутников моих прогулок и не перечислишь. Оставим читателям и гостям некую интригу, пусть сами разыщут своего писателя в Казани, в городе – родине Великих людей.

Казань сегодня – гостеприимный уютный, оригинальный, неповторимый город, наполненный гомоном различных языков, словно он на перепутье караванных путей, благоухающий ароматами национальной кухни, которая удовлетворит самый изысканный вкус… О Казани, увиденной мной, впору говорить стихами, как о любимой женщине. Так что Казань – это счастливый выбор и судьба миллионов моих современников.