Ты – радость сердца, край отцовский мой…
Но если будешь ты войной остужен,
В морозной мгле погибну я с тобой…
Ведь если нет тебя, кому я нужен?

Упал на пашне у высотки
суровый мальчик из Москвы;
и тихо сдвинулась пилотка
с пробитой пулей головы.

Вот она, правда:
                      шли мы
от света и от тепла.
Шли мы,
                 огнем косимы,
туда, где беда была.

Это Красное Село,
А вот это Гатчина…
Сколько лет с тех пор прошло,
В сердце обозначено.

Куда они шли – неизвестно.
Но знали, что шли на восток.
О лямок знамения крестные!
О пыль вековая у ног...

О моей родословной до седьмого колена
Не глаголет геральдики вязь.
Были ратаи* предков моих поколенья,
И бойцами дружин становясь...

От боли скрочившись, деревья
Со стоном падали ничком.
Земля ходила ходуном,
И слизывал огонь деревню.

Был тот заветный час, когда
Зениток отгремели громы,
Хлестала гневная вода
В края десантного парома.

В полутёмных домах сорок первого года,
Будто в погребе, холодно и страшновато.
Догорает свеча. Ледяная погода.
Лица спящих детей, словно серая вата.

Один упал головой к Москве.
Другой упал головой к Берлину.
А где-то матери плачут две –
У них и было всего по сыну.

А ты ведь не помнишь об этом:
Как в сумрак был город одет,
Как ночь прорезалась лишь светом
Фашистских висячих ракет.

На высоте он с танком был оставлен,
Чтоб поддержать атаку. Но огнем
Четыре дня был батальон придавлен
К земле. И мы не думали о нем.

Войну смотали на катушки
Связисты на полях в чужом краю.
Раскинув руки, на лесной опушке
Храпел солдат на зависть соловью.

Идти в наступленье горнист приказал.
Будь счастлив, прощай, до свиданья, Дарьял**!
Теки на свободе, безудержный Терек,
Тебе, как Нарыну***, я сердце вверял.

Идёшь ты бравою походкой
Вдоль майских улиц налегке,
И многоцветные колодки
Горят на сером пиджаке.