МАТЬ СОЛДАТСКАЯ

Епистимии Федоровне Степановой,
крестьянке из Краснодарского края,
потерявшей в Гражданскую
и Отечественную войны девять сыновей.

Снег метет, снег метет –
завируха.
Ветер песни поет,
иль вызванивает лед,
иль ошибка слуха?..
Мало ли что чудится
путнику в пургу:
будто рядом улица,
кони на бегу…

Снег метет, снег метет –
завируха…
А по белой степи –
белая старуха
в сумраке идет…
А зачем да куда?..
Эх ты, горе-беда,
ох, беда да горе,
полумрак во взоре.
Были молоды глаза,
ясные, шустрые…
Стали старыми глаза,
мудрыми, грустными.

…Почему среди степи вьюжной
старуха белая?
Что ей нужно?
Что здесь делает?
Ей сидеть бы в теплом доме,
возле печки в полудреме,
шерстяной чулок вязать
да тихонько напевать.
Жить осталось
малость – старость!
А она, гляди, без устали,
шагом мерит просторы русские,
украинские,
с-под Кубани – под стены берлинские…

Неогляден, необъятен
солдатский погост…
Где родимых земля приютила?
Может, пять, может, сто,
может, тысяча верст
от могилы к могиле?
А старуха – на то она мать,
чтоб погибших сынов навещать…
«То ль ненастно,
то ли ясно,
то ли холод,
то ли зной,
жизнь покуда не угасла,
я, сынок, всегда с тобой…»

Еле слышно шепчут губы,
повторяют: «Я всегда…»
Руки узловаты, грубы
от крестьянского труда.
От годов и от кручины
на щеках легли морщины.
Ну а сердце?..
Сердце старухи:
частые стуки,
шумны и глухи.
Страшными ударами
нещадно битое,
кровью и слезами
мыто-перемытое…
Под кофтою груди
выдул суховей.
А вскормили эти груди
девять сыновей.
Были груди молоды,
полные соков,
и вскормили молодцев –
к соколу сокол!
От Александра, старшего,
до Саши, меньшого,
спрашивай не спрашивай,
не найдешь такого:
ладные да сильные,
брат похож на брата.
Всех их покосили
войны проклятые.

…Необъятен, неогляден
солдатский погост.
Где родимых
земля приютила?
Может, пять, может, сто,
может, тысяча верст
от могилы к могиле…
А старуха, на то она мать,
чтоб родимых сынов навещать…
Снег метет, снег метет –
завируха…
А по белой степи
белая старуха
идет,
идет,
идет…