Вспоминаю: берлинская площадь в огне.
Свежий холмик: товарищ зарыт.
На могиле венки зашумели, а мне
так и кажется: плачут навзрыд…

Снег и ветер. На улицах пусто.
Льет фонарь неприветливый свет.
Размышленьям о судьбах искусства
В полутьме предается поэт.

Кто на Буге, кто на Псковщине,
Полегли отцы в боях.
Вот и стали безотцовщиной
Ребятишки в деревнях.

В войну количество волков
Намного возросло,
Поскольку множество стрелков
Из сёл на фронт ушло.

На бульваре пыльном в Сталинграде
Девушка-зенитчица лежит.
Перерыв случился в канонаде,
И девчонка сладко-сладко спит.

И в этот раз меня не встретил
И слов свиданья не слезил.
Весенний вяз коснулся веткой
И обозначил мой визит.

В том победном году сорок пятом
Шёл вернувшийся с фронта солдат.
Я не мог восхищённого взгляда
Оторвать от блестящих наград.

Меня будят в ночи эшелоны.
Я бродил по вокзалам голодным.
В сорок третьем,
в солдатских теплушках,
Я впервые узнал об игрушках.

Я спал на военной дороге,
И пыль покрывала меня.
Врастали в поля мои ноги,
А волосы – в ветреность дня.

Как давно нам уже довелось фронтовые петлицы
Неумелой рукой к гимнастёрке своей пришивать,
Золотые, привыкшие к синему птицы
По защитному небу легко научились летать.

И соседи давно уж не рады –
Снова сдвинулся Ванька, дурит:
Он костёр разжигает в ограде
И кричит: «Севастополь горит!»

Я День Победы праздновал во Львове.
Давным-давно я с тюрьмами знаком.
Но мне в ту пору показалось внове
Сидеть на пересылке под замком.

Калитку и дверь откроет
Сквозняк. Забор поник.
Когда-то здесь жили трое:
Икона, старушка, старик.

В этом мире ненастном, тревожном,
не одну пережившем беду,
человек с героическим прошлым
умирает на лавке в саду.

Ты так хотела сына,
Чтоб вылитый был – я,
Родная моя Зина,
Любимая моя!