Да, были, как века, мгновения.
Об этом тяжко вспоминать.
– Хватило б только сил, терпения, –
чуть слышно повторяла мать.

Как жили в землянках, как рыли окопы,
Как били фашистов с тобой,
Как часто сражались за счастье Европы
На нашей земле дорогой;

Нет ни соли, ни хлеба,
Только синь-лебеда,
Да холодное небо,
Да в колодце вода…

Для меня становятся родней
Братские могилы – стелы, плиты
Той войны, в которую зарыты
Дни и судьбы Родины моей.

Грустные ивы склонились к пруду,
Месяц плывет над водой.
Там, у границы, стоял на посту
Ночью боец молодой.

Только фара мелькнет в отдаленье
Или пуля дум-дум прожужжит –
И опять тишина и смятенье
Убегающих к югу ракит…

Землянки и окопы,
Болота и снега,
И потайные тропы
К укрытиям врага.

Солдатам пришлись по душе губные гармошки,
и независимо от музыкального слуха –
абсолютен он
или медведь наступил на ухо...

Разудалый волгарь Борисов
Воздух резкой ладонью сёк:
– Выше ножку! – кричал. – Артисты!
Выше ножку! Тяни носок!

Я помню запах прелого овса,
Пол земляной, дым из печи убогой,
Вкус отрубей, припаренных немного, –
Был трудный год, и не было отца.

Ревнуя к давним временам,
ты прав, рожденный в сорок пятом:
все лучшее досталось нам –
погибшим и живым солдатам.

Весна во рвы влетит с разбега.
Мешаясь с грязью пополам,
Опять полезет из-под снега
Забытый прошлогодний хлам.

Ничто неизменным не может быть.
Один за другим торопятся дни;
Придут и уйдут – нельзя возвратить,
Но в жизни твоей как вехи они.

Это я был на бронеплощадке –
Долговязый, робкий, молодой?..
Немцы клали в шахматном порядке
Мины – неминуемой бедой.