На этот раз не в чистом поле,
Где нам служил постелью снег, –
В полуразбитой сельской школе
Остановились на ночлег.

Враг приближался к городу лесному
В начале памятного ноября.
И, к дальнему прислушиваясь грому,
На Запад багровеющий смотря

Так были пышны в те года покосы,
Так лес шумел, так ветер льнул ко мне,
Так хрусталями пламенели росы,
Так много звёзд сверкало в вышине!

Обыкновенный клок земли,
Здесь в нас стреляло пол-Европы.
Тут даже годы не смогли
Сровнять солдатские окопы.

Среди тряпья, немецких касок, ям
Здесь, у крыльца, валялось под ногами
Льняное полотенце, по краям
Расшитое большими петухами.

Мой танк стоит на пьедестале,
А я – у жизни на краю,
С осколками немецкой стали,
Слегка задумчивый, стою.

Прощальная минута подошла,
Односельчан слышны слова простые:
«…И ордена за ратные дела.
И честно жил… И руки золотые».

Мы идем…
Каждый тих и строг.
Зной висит пеленой сплошною.
Зной колышется надо мною

Шёл к трибуне, суров и сварлив.
На груди – боевые награды.
Но подставили ножку – свои
в полутьме из переднего ряда.

У саперов бывает всякое…
И нередко в сердцах – холодок.
Их нельзя удивить атаками,
Нервы связаны в узелок.

Года пятно отмыли с дезертира,
Который «отличился» в той войне:
Он, видите ль, стоял за дело мира
И выстоял от схватки в стороне.

Не горы в сиреневой дымке,
Не море, где синь без конца, –
Я вздрогнул, увидев на снимке
Одну половину лица.

Февральские лужи – во льду, как в стекле,
Поземка метет по венгерской земле.
Слышна пулеметная скороговорка.
Железной походкой здесь битва прошла

Опалила солдат война,
Посмотрите: излом да вывих…
Но жалеть не спешите вы их,
Тело бито, душа – вольна.

Занавешенное окно
солнце прошило тонкой ниткой…
Мы проснулись уже давно;
За окном грохотали зенитки.