День весёлый и простор весёлый.
Солнце в небо прянуло с холма.
И стоят в осиротелых сёлах
Русские оглохшие дома.

Что меня заставляет обернуться назад? –
Это танки летят! это танки горят!
И как феникс в бою среди сотен врагов
под обстрелом сгорает Серёжа Орлов!

В полях, где заросли давно окопы,
В могилах братских, в прахе пепелищ,
На кладбищах жирующей Европы,
На струпьях русских стареньких кладбищ...

Он проводил меня поклоном,
Поклоном проводила мать,
И видел я, что за вагоном
Пытался мой отец бежать.

Достал часы свои солдат:
Осталось несколько минут.
Он прижимает автомат,
А стрелки медленно ползут.

Ах, Россия!
У вас опять
Появились повсюду нищие.
А у нищего – погляди!

Россия, отходим! Ещё не темно,
Ещё и снаряды не рвутся.
Нам горькое право сегодня дано
На пройденный путь оглянуться.

Я, в сущности, песчинка пред тобой.
И всё-таки от края и до края
Полётом мысли, страждущей, живой,
Огромная, тебя я обнимаю.

Мне сказал командир-подводник:
– Не во сне я, а наяву
Повидать бы хотел сегодня
Дорогую мою Москву.

Иван не уходит от боя,
Иван – не трусливый солдат.
Не дрогнул Иван под Москвою,
Иван отстоял Сталинград.

Сердце то стучит, то замрёт…
Крепко взяли нас в оборот,
Огневой гуляет налёт,
Головы поднять не даёт.

В квартире за Нарвской заставой,
В шкатулке, невзрачной на вид,
Прижатый пехотным уставом,
Обломок Рейхстага лежит.

Когда стихает Минское шоссе
И звёздный мост раскинется над крышами,
Ступая осторожно по росе,
Босая Зоя выйдет из Петрищева.

Не ради славы, чтоб историк
писал трактаты обо мне,
провёл я – труд был этот горек! –
четыре года на войне.

Солдат все годы на войне –
В огне свинцовых гроз.
Он шёл по выжженной стране,
В боях мужал и рос.