Лишь неба коснется заря на востоке –
Срывается рыжею гончей огонь,
И в терпкое утро, на лыжах широких,
Уходит охотник в дыханье погонь.

Как память о године чёрной,
С незабываемой войны
Лежит у нас в сарае жёрнов –
Изобретенье старины.

Я старею, и снятся мне травы,
а в ушах то сверчки, то шмели.
Но к чему наводить переправы
на оставленный берег вдали!

Играли дети на панели,
Мелком квадраты начертив.
Но снова свист. Опять разрыв.
Лежали дети на панели,

И все-таки судьба у нас была,
И от нее никак не отрешиться.
Да стоит ли?
И перед кем виниться?

Пахло пылью, шлачным перегаром,
Ржавчиной военных дней, когда
Я, окутан паровозным паром,
С жадностью глядел на поезда.

Смоляне-старожилы
Толпились у горы.
В лесу звенели пилы,
Стучали топоры.

Ты сниться мне, отец, всё чаще стал…
Ты в этих снах не только что не стар,
но и меня на тридцать лет моложе
сегодняшнего…

Когда-нибудь, в один из дней весенних,
А может быть, в один из зимних дней,
Войду я наконец в родные сени
И молча встану у родных дверей.

Я не был смелым, на рожон не лез,
А просто выполнял в боях приказы.
И воевал я с храбростью иль без –
Поди дознайся из отчетной фразы.

Мир затемнив от края до края,
В нашу отчизну ворвался враг.
Там, где прошел он, землю терзая, –
Трупы, могилы, пепел и прах.

Конец апреля.
Вянет снег.
Минуя промтоварных давку,
Внимаю сонной тишине
У продовольственных прилавков.

То утро поднялось в горячей крови и в огне,
И враг перешел рубежи на тяжелой броне.
И голос Отчизны на битву, на подвиг призвал.
И громом железным откликнулся тотчас Урал:

Пестрота восточного базара,
Треск и шум – сплошная колготня!
Предложила Зура или Зара
Скакуна – татарского коня.

Саша час затратил целый,
Наблюдая мин полет,
Метко бьет в руках умелых
Наш советский миномет.