В очередях накурено. И звук
Беседы долгой без особого сюжета,
За пазуху нырнув, ползёт из-под манжета
И в жестах расправляет кисти исхудалых рук.

Хоронят Неизвестного солдата.
Он шёл в строю, атаковал когда-то.
Он цену знал и холоду, и ветру
И пал на сорок первом километре.

Есть Родина-сказка.
Есть Родина-быль.
Есть бархат травы.
Есть дорожная пыль.

…А май звенел, светлели дали,
И люди плакали и пели,
И из руин дома вставали,
И топоры кругом звенели.

Помеченной воронками тропою
Через кусты, избитые осколками,
Меня когда-то вынесла из боя
Курносая девчонка с рыжей челкою.

Ты в рост распрямлялся под пули
в минуты смертельных атак,
А я, если надо, смогу ли
подняться гражданственно так?

Бронзовые люди
Стоят на площадях,
Лежат за пулемётом,
Сидят на лошадях.

На приокопном взрытом пепле
Остатки «тигра» гложет ржа.
А рядом строй сомкнули стебли,
Колосья бережно держа.

Ночь. Ни звезд, ни месяца. Студено.
Тесная землянка под Ельцом.
Лампа-самоделка из патрона
Веет жирной копотью в лицо.

В который раз сегодня опять
Приснилась мне умершая мать.
Она вошла в мой снежный окоп,
Она мне ладонь положила на лоб

Толпа торопится под кров
К нескудной или скудной пище.
А на углу сидит ИОВ
На гноище и пепелище.

Лейтенант Неизвестный Эрнст.
На тысячи вёрст кругом
равнину утюжит смерть
огненным утюгом.

Победа! нет торжественнее слова.
А разобраться если в нём, тогда
Поймеёшь ты, как томительно-сурова
В нем сникшей тенью старая беда.

Я встречаю друзей твоих – бывших солдат,
Все они постарели, виски их седые…
А глаза твои с карточки юно глядят,
Так лучисто глядят, словно вправду живые!

Отправляя письмо, я ответа не жду,
Не придёт он, уверен я в этом.
В том далёком теперь сорок первом году
Я расстался, не встретившись, с дедом.