В доме окна на южную сторону –
Виден солнца закат и восход.
Только в доме пустом и просторном
Лишь старик со старушкой живёт.

В январе, на рассвете мглистом,
До открытия артогня,
В члены партии коммунисты
Собрались принимать меня.

В годы пространные, послевоенные,
В доме, который построили пленные,
Рядом с бараками, на пустыре
Выросло племя – дыра на дыре...

Когда я рассматриваю в музеях
Картины прославленных живописцев,
Мне вспоминается фронт под Москвою
И друг из саперного батальона.

Сны возвращаются из странствий.
Их сила только в постоянстве.
В том, что они уже нам снились
И с той поры не прояснились.

Через улицу, через площадь,
По асфальтовой мостовой
Неуверенно шёл, на ощупь
Дождик солнечный, дождь слепой.

Мы, пожалуй, немало
Пожили на свете,
Скоро в дальний полёт
В мир сокрытый, иной…

Где вы, солдаты из Тахтаброда*,
Те, что рожденья двадцатого года,
Те, что моложе, с двадцать второго,
Те, что лежат у Москвы или Пскова?

Горечь военных обид
сердце не вдруг забывает.
Мальчик на небе сидит
и на свирели играет.

На морозе стынут танки
В тишине лесных дорог.
Из одной глухой землянки
Вьётся медленный дымок.

Сижу – и на запад глаза,
И слушаю пушек раскаты.
Дрожит на крыльце стрекоза,
Дрожит, содрогается хата.

Я думал, что, в атаках выжив,
К земле обугленной вернусь,
И по-иному мир увижу,
И ничему не удивлюсь.

В медсанбате коечка в углу,
Извлечён осколок из колена.
Прозвучала песня про смолу,
Что слезой упала на полено.

О, пусть раздастся гром победы!
Хочу приблизить этот час.
По белому большому свету
Так много нас, так много нас.

До сих пор взрываются
                           на минах,
Погибают люди до сих пор.
Где-то по оврагам и лощинам
Бьет война проклятая в упор.