На дне окопа сердце колотилось,
Окоп, гремя, утюжила броня.
Земля не подвела, не расступилась,
Она спасла от гибели меня.

Читала, радовалась, пела,
Росла и крепла со страной.
С живой Волошиной сидела
За школьной партой за одной.

Завалило снегом всех,
Стелется метель по скату,
И, проваливаясь в снег,
Старшина спешит к комбату.

Зловещим заревом объятый,
Грохочет дымный небосвод.
Мои товарищи-солдаты
Идут вперед

Помню навек поезда проходящие,
Бурю железную, грохота шквал, –
Так ощутима любому смотрящему
Боль будто вдвое сжимаемых шпал.

Жил командир стрелковой роты.
Как воевал? В наградах грудь.
А я, племянник, без заботы
Их надевал, чтоб прихвастнуть.

Новой плавкой ночная закончится смена,
А пока над площадкой плывет полумгла,
Сталевар неотступно стоит у мартена
И глядит в синеву смотрового стекла.

Времён суровы опечатки…
И вязнет шепоток в ушах:
«Здесь век иной и нет брусчатки,
Чтоб на века печатать шаг...

В который раз сегодня опять
Приснилась мне умершая мать.
Она вошла в мой снежный окоп,
Она мне ладонь положила на лоб

Памяти первого парада Победы
Ещё стоит над площадью московской
Не выветренный временем накал…
Командовал парадом Рокоссовский*...

Не забытый, не угасший
Тот день и нынче – как бы сон:
Вечерней улицею нашей
Идёт безмолвно почтальон.

Волшебный глаз такси любезно
Мигнет вдали, мигнет вблизи,
К нему взываю, как из бездны:
– До Яготина подвези! –

Постели ты, ветер, мне постель из листьев,
У глухой дороги мягко постели.
Я устал на свете от людской корысти,
Жгут мне грудь тревоги, скорбь родной земли.

Когда был объявлен конец войне,
Я спал безмятежно, вернувшись из роты.
Проснулся в немыслимой тишине,
Свалившейся с неба на наши высоты.

Со мной ты не расплатишься, война.
Со мною ты ещё не расплатилась,
Ничто не отболело, не простилось,
Ничьи не позабыты имена.