Буханку хлеба мерзлую,
разметив вдоль шпагатом,
на Ладожском, на озере
делили мы когда-то.
Я не о том, что на потеху
ребячьим крикам гулко вторит.
Тут не до смеха. Это эхо –
глухая боль и чье-то горе…
Я ехал полем, в перелеске,
березы навзничь разметав,
взметнулось в небо эхо резко.
Фонтаном дым, земля, металл…
И кровью брызнула рябина
на ранний палевый закат.
Как злобу затаила мина –
врагом оставленный заряд…
А парню было двадцать лет,
И двадцать лет
войны здесь нет.