Из какого мы времени родом
И какою бедой рождены –
Пацаны сорок пятого года,
Недородные дети войны?

Шапку армии японской,
Весь сияя от наград,
Обменял на самогонку
С фронта прибывший солдат.

Над старым письмом замираю…
Ты пишешь: «Воюем… Зима».
Отец мой! Да что я узнаю
Из строчек скупого письма?

Никогда он не был в комсомоле,
Но хранит заветный сундучок.
Средь наград –
В нём память друга Коли...

Из холмов и полей, из лесов и трясины болотной,
Зажигаясь в ночи, ввысь взлетают звезда за звездой –
Это души солдат собираются в небе поротно
И по Млечной дороге уходят на вечный постой.

Солдаты наши били гада,
В поту ковал Победу тыл...
Как долгожданную награду
Нам почтальон письмо вручил.

Приземист и не худо сложен,
Дед крепок был ещё вполне.
Какой же сон присниться должен
Ему, что умер он во сне?

Как во сне золотом –
День былой, не забытый,
Деревенский наш дом,
Погорельцам открытый.

Он сел в трамвай, заплакал –
И отцепил медаль.
Каким ещё он знаком
Мог выразить печаль?

Мешки, отсвечивая ткацкою основой,
наполненные девичьим приданным,
накопленным на торфоразработках,
лежат как идолы

Сожженные отстроят города,
Сровняют рвы, вернутся в улей пчелы.
Но эти годы – их забыть когда?
И не в земле – в веках их след тяжелый.

С души, что камень, горе-лихо
вдруг как бы в пропасть сорвалось…
И где-то сеяли гречиху,
и где-то сеяли овёс.

Он выпустил в небо свою голубиную стаю.
Он лихо свистит и хохочет, от радости пьян.
Совсем как мальчишка, он машет рукой, а другая –
Обрубком в пустом рукаве, что заправлен в карман.

В те дни, богатые на порох,
С трудом учились мы писать:
Флакон чернил – рублей под сорок!
Тетрадь в косую – пятьдесят!

Позёмка вьётся как змея,
а кто ползёт по льду?
Совсем не я, совсем не я –
у смерти на виду.