Была война не год, не два…
И степь осталась, как вдова.
По мягкой утренней траве
Шли вдовы-матери к вдове.
Она ждала и огонёк
С окна, ложась, не убирала,
Чтоб сын его увидеть мог,
Шагая с дальнего вокзала.
И хлеб печёный на поду,
И суп молочный на загнетке* –
Всё, лишь приди он, на виду,
Как на стене надрезы-метки.
Она считала их порой.
И перед ней, как на экране,
Вставал он, сын её, живой,
В окне над кустиком герани…
Щекой к надрезам припадёт,
Поговорит сама с собою –
И боль как будто отойдёт,
Утихнут в сердце перебои.
Мотыгу в руки – и бегом
Туда, на поле, ближе к люду,
Чтоб где мотыгой, где щипком
Выпалывать тоску-иуду.
Так и жила, как бы в огне,
Других печали не учила.
Но днём и ночью, и во сне
Ждала письмо – и получила.
«Ты слышишь, мама, я живой, –
И замерла, и захлебнулась… –
Кругом цветы… Сегодня в бой.
Душа как в пламя окунулась…»
Одно письмо. А сколько раз
Она его перечитала!
И, умирая, свой наказ
Дала соседке: – Ты сначала,
Как я уйду, побудь в избе.
Песком присыпь за мной дорожку.
Но главный мой наказ тебе –
Не убирай огонь с окошка…
* Загне́тка – место на шестке русской печи (обычно в левой его части), куда сгребаются горячие угли.