Я выйду сегодня на улицу –
Услышу весеннюю звень.
Пусть солнышко ласково жмурится
В такой замечательный день.

В деревеньке старинной,
По-сибирски былинной,
За рекой Ангарой
Жил да был мой герой.

В лихие, горькие минуты
Всплывают в памяти моей
Ночная печь, ведро с мазутом
И стайка белых голубей...

Кто сказал, что умирать не страшно?
Ты в бою уже не первый день.
Над распаханной войною пашней
Вьется прах сожженных деревень.

Меня с ним вновь весна свела:
Средь звуков оркестровой меди
Услышал трель я соловья,
Как в сорок пятом...

Застилает слеза глаза,
Всё нейтральная полоса,
Толом выжженная дотла,
Перевеянная войной

С боем взяли мы Орел. Город весь прошли
И последней улицы название прочли.
А название такое, право слово, боевое:
Брянская улица по городу идет.

…Весь Ленинград, как на ладони,
С горы Вороньей виден был.
И немец бил с горы Вороньей.
Из дальнобойной «берты» бил.

Морозом окна обожгло
И окна поседели.
Зима холодная в село
Пришла на той неделе.

Бывало, бой чуть только стихнет,
Присев с блокнотом к огоньку,
Я подбирал такие рифмы,
Что пулей били по врагу.

В два ночи – оглушительная новость:
Победою окончена война!
И хоть мы ждали, к новости готовясь,
Но все ж врасплох застала нас она.

Пусть бесится в бреду кровавом
Сброд из берлинских кабаков!
Мы отстоим и честь, и славу
Дивизий наших и полков.

Брезжит свет. За стол усажен парень.
Хлеба нет. Зима. Сорок второй.
Кипяток в казанчике заварен
Вишенья пахучею корой.

Сумерки. Тишь. Деревенское лето.
В свете прожектора – зелень густая,
Бронза скорбящих фигур, а налево –
Камень-гранит. На граните читаю...

Нам не дано спокойно сгнить в могиле –
Лежать навытяжку и приоткрыв гробы, –
Мы слышим гром предутренней пальбы,
Призыв охрипшей полковой трубы