Пятидесятые года,
Пора целинного запала.
Страна счастливая тогда
Прорехи скорбные латала.
Его не помнят.
Стёрлась память.
По слухам – где-то воевал…
Как деньги, что ничем не пахнут,
Ничем не пахнут и слова.
А он над картами склонился,
Как в оккупационный год
Над списком местных коммунистов
Или над трупом у ворот.
И жизнь прошла.
И бита карта!
И не уйдёшь от гневных лиц.
Он знает твёрдо: ищет кара
Замаскированных убийц.
Уж много лет, как нет покоя…
Он в лес уйдёт, скрывая страх:
Трава склоняется в погоне,
Засада шепчется в кустах.
Он дверь захлопнет на щеколду,
Худой, невыспавшийся, злой,
А воротник прилипнет к горлу
Суровой висельной петлёй.
Темны неприбранные сени,
Порог избы, как плаха, крут,
И по ночам убитых тени
Его окошко стерегут.