Продавали выходной –
Чёрный, папин, из бостона.
Поспешили мы домой
С жёлтым горлышком батона.

…Погаснет экран.
Мы вздохнём с облегченьем: прошло!
Концлагерь, бои, партизаны – в архивах, на плёнке…
Но плачет соседка, уткнувшись на кухне в окно:
Ей ветер афганский недавно принёс похоронку.

Крест-накрест заклеены стёкла
Полосками старых газет.
Топорщится ёжиком чёлка,
Которой сегодня пять лет.

Как из камня высечены сталью,
От сапог до самых плеч в пыли,
Разметавшись молча на привале,
Спят солдаты посреди земли.

С шершавыми, обветренными лицами
Стояли бабы: шали до бровей.
– Ты чей?
– Ничей…

Если б не каска и не погоны,
Если б не матовый ствол автомата,
Был бы похож он сейчас, запыленный,
На землепашца, не на солдата.

Вот пехота в землю врылась,
Пот со лба пехоты льет.
Окопалась, закрепилась
И опять глядит вперед.

Вот и закончилась в мире война.
Ласточка, весточка, счастье, весна.
Вот и вернулись с фронта мужчины.
Слёзы утрите – нет плакать причины.

Поздний час. Прифронтовая полоса.
Ночь глядит в мое окно во все глаза.
Хочет в комнату проникнуть не стуча,
да закрыла ход зажженная свеча

Всё с утра идет чредой обычной.
Будничный осенний день столичный –
Славный день упорного труда.
Мчат троллейбусы, гремят трамваи,

Мне говорят, что я рождён в рубашке,
Мне говорят, что лёгок мой удел…
А я рождён на взрытой бомбой пашне,
И одеялом мне была шинель...

С холодной злобой, тайным страхом,
Чтоб прошлое забыть сполна,
Они стирали с плит Рейхстага
Солдат советских имена.

Когда я был молод, была уж война,
Я жизнь свою прожил – и снова война.
Я все же запомнил из жизни той громкой
Не музыку марша, не грозы, не бомбы,

Завод стоит на рубеже борьбы
Лицом к лицу с проклятыми врагами.
Тяжелый дым торжественно, как знамя,
Врагам назло струится из трубы.

Ни наших лиц, ни наших комнат…
Но пусть одно они запомнят:
Вокруг московского Кремля
Вращалась в эти дни Земля.