До колодца сто километров.
Это значит, что нам опять
По пескам, под монгольским ветром
Двое суток шагать, шагать.

Он молодость оставил на войне.
Она ему потом
не пригодилась:
то дела по душе...

В войну средь вятской глухомани
Искали люди кремни-камни
И, приложив фитиль из ватки,
Из камня искры высекали
Кресалом из калёной стали.

Ещё утрами чёрный дым клубится
Над развороченным твоим жильём.
И падает обугленная птица,
Настигнутая бешеным огнём.

В кровавых рукопашных обескровлена,
В пылающих селеньях сожжена
Была она, как вся страна огромная,
Спрессованная сердцем тишина.

Пусть не меня в прямом бою
Вонзался штык чужой огранки,
Прошли сквозь молодость мою
Года, тяжёлые, как танки.

Трассирует ночное небо
Мильоном звёзд над головой.
И пахнет степь горелым хлебом
И свежескошенной травой.

Постели ты, ветер, мне постель из листьев,
У глухой дороги мягко постели.
Я устал на свете от людской корысти,
Жгут мне грудь тревоги, скорбь родной земли.

Свет похож на тьму,
В мыслях – пелена.
Тридцать лет тому
Началась война.

Цветочный ряд. Тиши́нский рынок.
Аляповатый цвет картинок,
В мешочках белых семена.
Они по виду неказисты...

А в деревушке нашей малой,
При дедах наших и до них,
Всё рядовых рожали мамы,
Всё рядовых, всё рядовых.

Вот мы и взяли Старую Руссу*.
Танцы, танцы – в Речных Котцах!**
Девки застенчивые, русые
виснут на грязных от боя бойцах.

Обессилевшие, тощие,
Мы ходили, как грачи,
И случайные картошины
Собирали на харчи.

Припомню – и горлу становится душно,
Припомню – и сердце в груди замирает;
Гудящим пожаром, тревогой воздушной –
Так в памяти детство моё вырастает.

Покрыла головушку шалью.
Стоит, поджидая коров.
– Деревню-то звать как?
– Большая…