Каждого, как мать, расцеловала
Ты в тот день нас, встретив за селом,
Молоком и хлебом угощала,
Плача все о чем-то о своем…

Друзьям – поэтам! Вечерами,
Когда умолкнет битвы гром,
В мечтах беседую я с вами,
Как в дни былые за столом.

Я сегодня расскажу вам про дорогу в Тчев,
Как на пыльном перекрестке битых три часа
Я стоял ошеломленный, вовсе проглядев
Всё видавшие на свете синие глаза.

Не помнится мне – только снится
На краткую вспышку, на миг:
Над просекой чёрные птицы
И сосны в разрывах немых.

Шаг атак порывисто хлёсток.
И горит подбитая «броня».
Я – подранок. Сосенки-подростки
Заслоняют ветками меня.

Май суров. Рассветы холодны.
День Победы. Снег же – только тает.
Я забыл, как было в дни войны, –
Люди о печальном забывают.

Как часто,
Когда мы над Ильменем зябли
И мокли шинели у нас под дождями,
Мы города Ленина имя

Над старым письмом замираю…
Ты пишешь: «Воюем… Зима».
Отец мой! Да что я узнаю
Из строчек скупого письма?

Я по свету немало хаживал,
Жил в землянках, в окопах, в тайге,
Похоронен был дважды заживо,
Знал разлуку, любил в тоске.

Над ней сосна склонила лапу,
Роняя шишки второпях.
Вдали за речкой сизый запад
Скрывает Гетмановский шлях.

Листочки ветер перелистывал,
И солнце по-июльски жгло,
Когда пришли мотоциклисты
В мое далекое село.

У старушек блокадных особенный день – пенсионный.
Он не праздник – начало рассчитанных праздничных дней.
И бездомных котов на обед позовут поименно,
И безродных собак обогреют заботой своей.

Поклон всему, чему обязана
Я жизнью, радостью, судьбой:
Дымку над рыжею трубой,
Деревне под седыми вязами...

Как часовые, обелиски –
На том и этом берегу.
Здесь под огнем артиллерийским
Лежать пришлось мне на снегу.

У нас уже с деревьев на ветру
Ковром шушинским* пала позолота,
И голубой порошей поутру
Затягивает желтые болота.