Смотрят военные ели,
Как у дороги, один,
В широкополой шинели
Он голосует на Клин.

Слепой солдат пришёл с войны,
Лицо – ожог сплошной.
Но был, как был, он для жены
И милый, и родной.

Огонь войны не сжег в душе, не выжег
Ни нежных чувств, ни дорогих имен.
Как темен путь! Вот орудийных вспышек
Мгновенным блеском озарился он.

Генеральская зелень елей
И солдатское хаки дубов.
Никаких соловьиных трелей,
Никакой болтовни про любовь.

В семи верстах от нас
в лесу – поляна…
Хоть много лет прошло –
забыть я не могу.

Я шел по странам мира долго,
Громил фашистскую орду
И знал, что на родную Волгу
Я через сто смертей приду.

Германия. Сорок пятый год.
Над Крайцбургом – белые простыни.
Как в саване город. Он пуст и мертв.
Домов почернели остовы.

В страну холмов, знакомую по сказкам
Об уличном бумажном фонаре,
Мы звезды мира принесли на касках
И вешний гром на танковой броне.

Нас завели в болото,
Крикнули нам, смеясь:
– Ну, начинай работу,
Вычерпывай кружкой грязь.

Постели ты, ветер, мне постель из листьев,
У глухой дороги мягко постели.
Я устал на свете от людской корысти,
Жгут мне грудь тревоги, скорбь родной земли.

Фронт. Стая поднялась воронья –
Знать, фыркнул миномет спросонья
Как будто отмахнулся: на!
Возьми! И снова тишина.

Стёршаяся книжка записная
С алфавитом адресных листов.
Вот листаю и почти не знаю:
С кем, как прежде, встретиться готов?

Я строил баррикаду.
Но не об этом речь!
Мешки с песком укладывал
и яростно угадывал

В мешковатых форменных
байковых халатах –
грозной Красной Армии
старые солдаты.

В лесу весна в свои права вступала.
Луг за горой в долине зеленел.
Кукушка где-то в полдень куковала,
И жаворонок в синеве звенел.