В России род едва ль найдётся,
Не потревоженный войной.
А враг неслышно подкрадётся,
С ухмылкой станет за спиной.

Закончится война – не очень скоро,
Захватит и ещё одну весну…
В лесу колонн Казанского собора
Играем мы с ребятами в войну.

Я сеял хлеб… Я набивал патроны
В холодный диск. И, не бряцая зря,
Бил по врагу с высотки укрепленной,
Вгоняя в жар железо «дегтяря».

Здесь не было прежде железных дорог.
Здесь топи кишели болотною дичью.
Охотник сквозь чащу пробиться не мог
И выстрелом стаю распугивал птичью.

На дне окопа сердце колотилось,
Окоп, гремя, утюжила броня.
Земля не подвела, не расступилась,
Она спасла от гибели меня.

Срезанный осколками снаряда,
Словно в поле скошенная рожь,
Человек упал, а с неба градом
Сыплется свинец, как дождь...

Богата земля печами.
Домами земля бедна.
На запад, светясь ночами,
Ушла умирать война.

Ни рубежей, ни укреплений.
Отходим с болью на восток.
И не даём больших сражений,
Они ещё настанут в срок!..

Такой уж выпал жребий мне:
Как перелетной птице,
Лететь, лететь и приземлиться
В чужой, немилой стороне.

Мы идём затихшими бульварами
После суматошнейшего дня.
– Помнишь, как мы были комиссарами? –
Спрашивает Лена у меня.

...Пошлёт меня мама за хлебом,
Когда наношу я воды.
И вот зашагаю под небом,
Что выжило после беды.

Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди.

Москва. Концерт. Актриса в черном платье
двадцатый раз выходит на поклон.
И зал влюблен, как сорок тысяч братьев,
и я один сильней, чем зал, влюблен.

Там, далеко, где судьба нас ещё не спросила,
Кто мы и что мы, за розовым краем её,
Спит земляника, черника, нечистая сила,
Спит несмышлёное счастье твоё и моё…

На фотографии отца
Тех, довоенных лет –
Уже дыхание свинца,
Уже победы свет.