Снег и ветер. На улицах пусто.
Льет фонарь неприветливый свет.
Размышленьям о судьбах искусства
В полутьме предается поэт.

Я знаю, что в сегодняшнее утро
Отец проснётся раньше, чем обычно,
Побреется с тройным одеколоном
И, сняв с гвоздя армейский старый китель,
Воинственно медалями блеснёт.

Всё пройдёт. Даже наши печали.
Станет гордой легендою быль.
Над полями в закатные дали
Будет плыть золотистая пыль.

Ты юной и нежной была,
Но рано все беды узнала,
Ведь юность и нежность дотла
Сгорели в войне небывалой.

Стою у черных руин Рейхстага,
и ветер уносит горечь и гарь,
и память кровавым полощется стягом
о том, как фашистскую били тварь.

Привели и застрелили у Днепра.
Брат был далеко. Не слышала сестра.
А в Сибири, где уж выпал первый снег,
На заре проснулся бледный человек

Незабываемое лето,
Где сталь о сталь и гром о гром.
И всё об этом, всё об этом
Стихи в блокноте фронтовом.

В моем вине лучистый белый лёд.
Хвачу в жару – и вмиг жара пройдёт.
В моем вине летучий вихрь огня.
Хвачу в мороз – пот прошибёт меня.

Пушка на мамаевом кургане
Как застыла над живой землей.
Перед ней, воспоминаньем ранен,
Встал я, путешественник седой.

Такой, как все, – в треухе, в полушубке,
Не по годам заросший бородой, –
Шутил солдат. А дым валил из трубки,
И он его отмахивал рукой…

Когда от неба и до земли
Летели клочья седого дыма,
И только люди сносить могли
Всё, что для камней невыносимо

Я помню, в цех война вступила,
Весь цех заполнила собою.
Казалось, труженицы тыла
Здесь лично встретились с войною.

Опять приснилось: подымаю
Всех из окопов, я – комбат…
Солдаты, вас я вспоминаю
Не только в дни особых дат,

Нас хоронила артиллерия.
Сначала нас она убила.
Но, не гнушаясь лицемерия,
Теперь клялась, что нас любила.

У памяти свой и предел есть, и срок.
Останется то, что весомо…
Я помню толкучку.
И пару сапог,
сияющих блеском весёлым.