Кружится тихий снег.
Жарко горит село.
Небо, как в страшном сне,
Пламенем обнесло.

Фотография женщины русской
С портсигара глядит на меня.
Сделан был он рукою искусной
На исходе солдатского дня.

Говорят, что война
Миновала давно,
Канет в бытность она,
Говорят, всё равно.

Касок было так много,
Что даже их не замечали:
По деревне разбросаны – всюду,
Ржавели насквозь.

Прогремели трубы грозную тревогу.
Защищать Отчизну – будь готов, народ!
Батареи, к бою! Роты, тверже ногу!
За победу Родины – армия, вперед!

Можно было б рассказать всё это прозой.
Может быть, но мне стихами как-то ближе.
Просто жили муж с женою – скромно-просто;
И наследник рос у них – сынишка рыжий.

Мы за церквушкой деревенскою,
У тихой рощи на краю
Хороним Лельку Воскресенскую,
Погибшую в ночном бою.

Вернулся с войны победитель,
Шинелку повесил на гвоздь.
Столь жданный супруг и родитель,
Он сел и смутился, как гость.

Сын со мною по лесу бродил…
Вдруг остановился у обочины:
– У тебя такой окопчик был? –
Он спросил меня сосредоточенно.

Броня от солнца горяча,
И пыль похода на одежде.
Стянуть комбинезон с плеча –
И в тень, в траву, но только прежде

Я люблю снегиря за нагрудные знаки,
За снежок и за иней на птичьей брови.
У меня впечатление: он из атаки,
Снегириная грудь по-солдатски в крови.

Вы просите, чтоб образ пули
Нарисовал я и пальбу.
В траве военного июля
Спит череп с дыркою во лбу.

Сцена. Зал. Ни звука в тишине.
Я стихи читаю о войне.
Сорок с лишним лет прошло уже,
Как я был на смертном рубеже.

Сорок первый. Лето.
Мама ещё маленькая.
Жрёт фашист галеты,
Сидя на завалинке.

В больших дворах,
из одного в другой,
многоголовые и разношёрстные,
тянулись очереди за мукой –
томительные, медленные шествия.