Послевоенные дворы.
Игры другой мы знать не знаем:
Он бьёт из-за горы,
А мы в атаке погибаем.

Ответ, как видно, мне никто не даст,
Чья твердость крепче: сердца или стали?
Тела орудий и тела солдат –
Как равные одним огнем дышали.

Засыпая в землянке сырой
На солдатской шинели прожженной,
Я, как девушкой, брежу тобой,
Мой красавец, мой город зеленый.

Вдруг разразилась тишина
Высокой песней жаворонка.
Мы сели от тропы в сторонке.
Была военная весна.

Вы с нами делили нелегкие будни похода,
Солдатские прачки весны сорок пятого года.
Вчерашние школьницы, мамины дочки,
Давно ль полоскали вы куклам платочки?

Плачет в лесу сиротливо жалейка:
– Стихла ты, смолкла, надя-надейка!
Кто ж это думал, как это сталось?
Черная темень в глазах закачалась,

Война идёт.
А я – лежу,
на солнцепеке греюсь.
Вот харч в мешочек уложу.

Страна родимая – Россия!
Цветами убранный шатер.
Неописуемо красивый
Полей и рек твоих простор.

После трудного боя достался матросам
Этот каменный полуразрушенный дом,
Что стоял у дороги, над самым откосом,
Озаренный огнем, на пригорке крутом.

Их писали при бледной коптилке луны,
Подложив вещмешки, плащ-палатки, планшеты,
В самом центре огня, в самом пекле войны
Вдохновлённые раненой музой поэты.

Квартал горел – там шел смертельный бой,
И дом наш бомбой вражеской расколот,
Но всё же – как нас тянет этот город,
Где мы впервые встретились с тобой!

Статья в газете о фронте.
Госпиталь – в бывшей школе.
Осинник, росою тронутый.
Ягода за щекою.

Ни складов, ни домов, ни бань…
Взрываются под бомбами вагоны.
Но мы стоим. Мы держим Котлубань
Измотанным в атаках батальоном.

Ярких красок радужные блики
И зари торжественный салют…
А в тюрьме, что рядом, – крики, крики:
Мать-гречанку на расстрел ведут.

Без вас будет пусто на свете,
когда достопамятным днём
мы – послевоенные дети –
к Большому театру придём.