Железная на кладбище ограда,
Неяркое свеченье листопада,
За дождевой морокою кусты,
Оплаканные тихие кресты.

Она прежде меня кормила,
Вытирала клеёнчатый стол
Да льняную скатерть стелила,
Не спеша подметала пол.

Не знаю, что такое с ним
Стряслось в начале той атаки:
Мы кинулись в огонь и дым,
А он остался в буераке.

В войну играет мальчик на полу.
Атака, и враги бегут на запад…
Был мальчиком когда-то его папа,
он очень часто рисовал войну:

Природа спокойна была и богата,
И песня звучала прекрасной зари.
Там первую песню пропел я когда-то,
Березки просили меня: «Повтори…»

У дома женщина стояла
Необычайной красоты.
В ее глазах тоска мерцала,
Немой вопрос: «Куда же ты?»

За проволокой Саласпилса
Снег заволакивает ямы,
Полные душ человеческих;
Лайковые перчатки убийц клеймят наши жизни

Обретаю душевный покой
Средь людей, а не в тихой аллее.
Одиночеством горше болею,
Чем болезнью любою другой…

Гвардейские залпы громами легли,
И дождь, словно сок виноградин,
Упал на озябшее тело земли
И в листья опять ее рядит.

Спуская лодки на Неву, мы знали,
Что немцы будут бить из темноты,
Что грудью утолим мы голод стали
И обагрим свинцовых волн хребты.

Дитя послевоенных лет,
Я отовсюду в Питер еду,
Чтобы купить себе билет
На праздничный салют Победы.

Там, под Бежецком, живёт
Одинокая берёза –
Тётя Тоня, счетовод
Прежде славного колхоза...

Я с ней вставал и засыпал,
Я с ней прошел по заграницам,
Хоть в ладанку ее не клал
И не завязывал в тряпицу;

Он на войне был командиром танка,
Не раз «косая» тешилась над ним.
Солдату снилась спелая «кубанка»,
Бушующая морем золотым.

Ты ждешь меня, ты ждешь весною.
А я, давно уже не твой,
за сердце схваченный войною,
иду дорогой фронтовой.