Снова двадцать первое число.
Ночь сложила лилию щепоткой.
Примостил скрипучее весло
Коростель на песенную лодку.

Зловещим заревом объятый,
Грохочет дымный небосвод.
Мои товарищи-солдаты
Идут вперед

На тишине рассвет настоян,
Над Белым озером туман.
У обелиска павшим стоя,
Встречает праздник ветеран.

Фронт. Стая поднялась воронья –
Знать, фыркнул миномет спросонья
Как будто отмахнулся: на!
Возьми! И снова тишина.

Я живу. Я – случайно спасённый.
С божьей помощью я не погиб.
Я живу под метельные стоны,
Под декабрьские всхлипы пурги.

Она поступала, наверное, мудро,
Что в ночь за аэродромную гладь
Ходила гулять, возвращалась под утро,
И было ей на дисциплину плевать.

На русской холодной равнине,
Среди замерзающих рек
Ещё не бывало святыни
Святее, чем сам человек.

Картон коробится уже,
Из ветхой рамки выпадает.
Довольно простенький сюжет.
Но так бывает, так бывает...

Нет имён у камней придорожных –
Драгоценным они не чета.
Но душа замирает тревожно
Там, где алая кровь пролита.

В детстве был учитель у меня,
Знающий, но очень уж суровый.
Недовольством сдвинутые брови
Памятны до нынешнего дня.

Помню, только за год до войны
Я в саду готовился к экзаменам,
И казалось мне средь тишины,
Что и время не струится – замерло.

Думы уползают, как паром,
На волнах годов в иное лето.
Наша дружба давняя согрета
Партизанским памятным костром.

Последнее застыло слово,
Запечатлён суровый миг.
И тянет к памятнику снова,
Поскольку Зои нет в живых.

Мы в землю вцепились зубами, как в хлеб,
Здесь будет плацдарм для прорыва,
«Держитесь, поможем», – радистка взахлёб
Кричала приказ командира.

Воссоздать сумею ли, смогу
Образ человека на снегу?
Он лежит, обеими руками
Провод