День угасает в отблеске багряном,
Но только свет в квартире не включён.
И потолок становится экраном,
А память по нему скользит лучом.

Даже шальные птицы
не пели тогда в июне,
Лишь гнулись буйные травы
под тяжестью утренних рос.

Вместо праздничной речи и тоста
Предложил я друзьям своим:
– Хоть сегодня давайте просто
О себе мы поговорим…

За спиною – черта горизонта.
Предо мною – два метра земли.
Не порогом – линией фронта
Эти метры легли.

Все, что пригодилось, с танка сняли.
Только те не тронули места,
где пробил снаряд уральской стали
крупповскую сталь.

Идет комбайн по танковому следу,
Берлинцы стоя слушают наш гимн,
И слово долгожданное «Победа»
Вдруг с именем сливается твоим.

Когда в июне сорок первого,
в тот самый день,
тот роковой,
меня крестили русской верою...

Вот опять я спозаранку
Чемодан свой выношу
И по рельсовой Казанке
В город юности спешу.

Танька танцевала перед ранеными.
Между коек. На пятачке.
Чудеса выделывали Танины
Ножки на высоком каблучке.

Один упал головой к Москве.
Другой упал головой к Берлину.
А где-то матери плачут две –
У них и было всего по сыну.

В боевом солдатском званье,
В гордом званье старшины,
В новом обмундированье
Возвратился дед с войны.

Шинели отцов,
в орденах кителя…
Во веки веков
да святится земля!

Трёхлинейной винтовки истлевший приклад,
Каска острым осколком пробита.
Вот и всё, с чем пришёл неизвестный солдат
На поверку ребят-следопытов.

В колонну по три становись
и – шагом марш!
Кто в 21‑м начал жизнь,
тот, значит, наш.

Гляжу с надеждой фильмы о войне,
Который год, хотя надежды мало,
А вдруг расщедрятся, а вдруг покажут мне
И ту войну, что жизнь мою ломала.