Метров двести – совсем немного –
отделяют от нас лесок.
Кажется – велика ль дорога?
Лишь один небольшой бросок.

Над волжской дедовской сторонкой
Вновь журавлиный тянет клин…
Лист пожелтевший с датой громкой,
И сверху четкое: «Берлин».

Бой спадает, и вскипает, и рокочет.
Неотступно смерть над самой головою.
Лес руками переломанными хочет
Небо синее нащупать над собою.

Отдав салют, товарищей останки
Торжественно мы предали земле,
И по команде боевые танки
Пошли вперед к сверкающей заре.

Война – уже как призрак на задымленном шоссе
Под птичий пересвист, такой нелепый, умолкала.
История, романы, мемуары и эссе
Бесстрастной вереницей в тьму веков своих кидала.

Ветер пылью шумит по кустам,
леденеют сожжённые сёла…
И разносится: «Все по местам!» –
капитанское хриплое соло.

Короткой казалась дорога –
Ее ограничила мгла.
Тревога, тревога, тревога
В щербатых воронках жила.

Товарищ воин, ты вошёл
В великую семью.
Знамён гвардейских алый шёлк
Ведёт тебя в бою.

Ему вручили партбилет
Перед броском-атакой.
Сержанту было сорок лет,
Он родом из Ахтарилей*.

Здесь мне в глаза плеснуло небом.
Здесь русина моих волос
от ковылей, кипящих немо,
от снежных вьюг да от берёз.

Мне помнится ясно и чётко:
Моряк воротился. И вот –
Такую лихую чечётку
Отбацывал он у ворот!

А думал я,
Что как увижу мать –
Так упаду к ногам ее…
Но вот

В пустой ленинградской квартире
С пробитой навылет стеной,
Как черное «яблочко» в тире,
Висит репродуктор стенной.

Миг, а может, век – знал разве кто там,
Сколько молча пролежали мы
На морозе жгучем, за сугробом,
В чистом поле посреди зимы…

Последнее застыло слово,
Запечатлён суровый миг.
И тянет к памятнику снова,
Поскольку Зои нет в живых.