Где вы, солдаты из Тахтаброда*,
Те, что рожденья двадцатого года,
Те, что моложе, с двадцать второго,
Те, что лежат у Москвы или Пскова?

Я пробовал замкнуть кольцо войны,
Так и не смог по той простой причине,
Что облака, войной обожжены,
Мне вечерами видятся поныне.

Помню, провожала сына мать
Землю от фашистов защищать.
Плакала, махала вслед рукой –
Возвратится ли сынок домой?

Мы несли его к могиле
На плечах лесной тропой.
Тучи серые сорили
Вперемешку снег с крупой.

Я шлю тебе письмо из сорок пятого…
Взгляни на снимок, сверстник дорогой.
На нём я вместе с нашими ребятами,
Ты посмотри, какой я молодой!

Где я рос?
За излучиной Волги.
С кем играл?
С камышами речными.

Штыки от стужи побелели,
Снега мерцали синевой.
Мы, в первый раз надев шинели,
Сурово бились под Москвой.

Пусть не меня в прямом бою
Вонзался штык чужой огранки,
Прошли сквозь молодость мою
Года, тяжёлые, как танки.

Страшноватый, кривоватый, он ходил: «Точу ножи!»
Голос тихий, как из ваты, как из каменной души.
Мы дразнили инвалида, рожи корчили вдали,
И швырял он, злясь для вида, мёрзлые комки земли.

В обиде быть на время ты не вправе:
Крепки его и память, и закал,
И современник твой в посмертной славе
Перед тобою городом предстал.

Я всей жизнью своей виноват
И останусь всю жизнь виноватым
В том, что стал Неизвестный Солдат
Навсегда Неизвестным Солдатом.

Наша юность шагала в солдатском строю,
В окопном дыму мы мужали.
И кто из друзей спотыкался в бою –
Уже никогда не вставали.

Вернулся из Берлина побеждённого
К себе в село Непомнящих Иван.
Вернулся, а жена уже не ждёт его –
От горьких слёз в глазах её туман:

День войны или День Победы?..
Помню утро июньского дня.
Незнакомые хищные беды
Разом рухнули на меня.

Два камня – и готова крупорушка.
Из говорливой жести – желобок...
Всё горе перемелет и порушит,
а заодно – пригодный на пирог