На шоссейном перекрестке
Хороводницы-березки
Шелком зелени шумят.
Их развесистые ели

На красивые жесты скупа,
Победила реальная проза
Верещагинские черепа
Пресловутого апофеоза.

В дни беспримерной битвы под Москвой
В цехах заводов и на поле боя
Свершила Тула ратный подвиг свой.
Бессмертна слава города-героя.

Идет в атаку наша рота,
В который раз я вижу бой,
И штурмовые самолеты
Ревут над самой головой.

Помню! Синявинские высоты
Брали курсанты три раза подряд.
Еле уволокли пулеметы.
А три батальона – там и лежат.

Человек он кремневой породы
И судьбу свою клясть не привык.
Призывник сорок первого года –
Самой страшной войны призывник…

Полки на запад движутся с востока,
По городу проходят, как река,
В их твердом шаге слышно: «Издалёка!»
Они поют: «Дорога далека!»

Есть у моих товарищей-танкистов,
Не верящих в святую мощь брони,
Беззвучная молитва атеистов:
«Помилуй, пронеси и сохрани».

Сейчас, не очень далеко от нас,
идет такое дикое кровопролитье,
что мы не смотрим друг другу в глаза.
У всех – геморроидальный цвет лица.

Что мне, солдату, осталось
После Второй мировой?
Ночи траншейной усталость,
Холод зари фронтовой.

Сквозь шторм и бури, через все преграды
Ты, песнь о Ладоге, лети!
Дорога здесь пробита сквозь блокаду,
Родней дороги не найти!

...В сорок шестом мы с бабкой побирались. Голод
шагал Тамбовщиной, спускался по Хопру***.
А впереди него бежали вошь и крысы. Мы – за ними:
подальше от Русанова****, от скрежета проклятых
крупорушек*****...

Брат мой поседевший, Анатолий,
Помолчим, замедлим-ка шаги.
Вот она, дорога, а над полем –
Коршуна широкие круги.

За окошком дышит холод.
Ветер воет на луну…
Помещенье нашей школы
занял госпиталь в войну.

Ходит вдоль фронта под пулями лето,
Утро в землянку цветы принесло…
Дома сейчас полыхают рассветы,
Зори глядятся в речное стекло