Народ замолчал от печали,
когда
снежный ров был разрыт.
В нём
тело цеплялось за тело.

Приподымаюсь
и тяпкой острой
об землю черствую
со звоном бью.

Мы знали всё: дороги отступлений,
Забитые машинами шоссе,
Всю боль и горечь первых поражений,
Все наши беды и печали все.

Все вокруг полыхает пожаром,
И кричит, задыхаясь, старлей:
«Встань, пехота! Тебя ведь недаром
Называют царицей полей».

Коварно, как недруг сокрытый
За тихим обвалом стены,
Ударил недуг позабытый
В солдата минувшей войны.

Как мало ленинградцев старых,
Их редко встретишь в наши дни.
В каких немыслимых пожарах
Горели заживо они!

В тот день
так ярко голубела высь!
От самых старших
и до меньших...

Он выщерблен ветром,
Облизан метелью,
Он голый и синий, как лед.
Все камень да камень

Ты со мной прошла дорог немало,
Нас пекла жара, секла метель.
Ты меня в походах согревала,
В битвах от врага маскировала

Я вижу эти огненные вспышки
В твоих глазах, когда в ночи слепой,
Себе не позволяя передышки,
Ты прямо с марша вклинивался в бой.

Минуло тридцать лет, потом и сорок,
А кажется – вчера с войны пришел.
Был этот путь и короток и долог,
и невесом, и всё-таки тяжел.

У подножья Митридата,
В синей керченской дали,
Камни плавились когда-то,
Глыбы дыбились земли…

Война.
Треугольники писем:
Радость… Горе…
Надежда…

Ни привета, ни звонка от сына,
Ни письма – хотя бы десять строк.
От Москвы до самого Берлина
Встали обелиски вдоль дорог

Обступили на краю России
Вдруг воспоминания меня –
Острые, как раны ножевые,
Гневные, как всполохи огня.