Белой ночью на Ладоге плачут кукушки
Да звенят по кустам комары…
Поутру распахнут свои ставни избушки,
Поутру застучат топоры.

Когда, словно нанятый, хлещет дождь,
Торф разбивая в крошево,
Ты вынешь письмо и опять перечтешь,
И тебя, до костей продрогшего

Победный вальс – трофейный скок,
Неприхотливый слог,
Зато составы – на восток,
А там уж… кто как смог.

Когда была объявлена война,
то мама и миллионы матерей
так охнули по-бабьи, что казалось
охнула Земля.

В ранний час, когда полны дороги
Чуткой предрассветной тишиной,
Образ твой, задумчивый и строгий,
Неотступно следует за мной.

Наши армии на запад в жажде мести мчатся в бой,
И орудия салюта громыхают над Москвой.
Вы встаете предо мною в свете праздничных ракет –
Павшие во имя славы – вы, друзья прошедших лет.

Дрожит неверная рука,
Стакан удерживая еле.
Сквозь дым – дыханье ветерка
Седые волосы шеве́лит.

Хромоногий, старый, масти чалой,
Весь седой от гривы и до ног,
Мы его в бригаде называли
Необидной кличкою Конёк.

Море Черное шумит,
Чайка над волной.
Море Черное шумит
О тебе одной.

За час перед рассветом – тишина.
Через окопы спящей обороны
Ползет туман, как молоком, до дна
Заполнив чаши бомбовых воронок.

На трупах застывших немецких сидели.
Нам скалил мороз ледяные клыки.
И кашу горячую с жадностью ели,
Какую доставили в наши полки.

Темны предгория Карпат.
Безвестным здесь прошёл героем
Мой дед – брусиловский солдат,
И мы с отцом окопы роем.

Нелегко художнику-солдату,
Краток на путях войны привал, –
Наш товарищ фронтовой когда-то
Нас в часы досуга рисовал.

Он крепок ещё, мой сосед-инвалид.
Спроси про житьё-бытьё,
он сразу ответит: «Протез не болит,
а всё, что при мне, – моё!»

Родимые степи Аги*,
На запад пошлите меня
К днепровским краям дорогим.
Мне дайте степного коня: